Марк Хансен - Куриный бульон для души: 101 история о животных (сборник)

Ах, Генри, думала я, ты все продолжаешь дразнить меня! Но я не забыла ласково погладить Джорджа еще один, последний раз, прежде чем уехать.

Когда мне было лет шесть или семь, у меня был маленький щенок-дворняжка по кличке Сокс. Мы с Соксом были неразлучными приятелями в те полгода, которые он прожил со мной. Он спал в изножье моей кровати. Последним, что я ощущал вечером, и первым, что будило меня по утрам, было его теплое, гибкое тельце. Я любил его нежной любовью, которая не померкла с годами.

Однажды Сокс пропал. В нашем районе прошел слух, что кто-то заманил его в машину, но точно выяснить ничего так и не удалось.

Сокса все не было, и я вечер за вечером плакал до изнеможения, пока не забывался сном. Если вы никогда не теряли собаку, вам такие чувства незнакомы, но поверьте мне, со временем эта боль почти не ослабевает. Родители перепробовали все способы помочь мне хоть немного утешиться, но ничто не помогало. Зрелость и годы затянули эту рану, так что ее больше не было видно поверхностным взглядом, но она так и осталась внутри меня.

Однажды, много лет спустя, мои чувства вновь вырвались наружу. Мы с семьей были в гостях у моих родителей в северном Мичигане, на принадлежавшем им участке в лесу, когда наш семейный «хвостик», пес-дворняга Бакшот, куда-то пропал.

Старина Бак был отличной собакой. Он напоминал скорее большого милого медвежонка, чем настоящего пса, и в тот день, видимо, решил посмотреть, что скрывается там, на другой стороне горы.

Его исчезновение особенно больно ударило по моему семилетнему сыну Крису, поскольку Крис считал Бака своей личной собственностью. Другие дети тоже любили Бака, но не так, как Крис.

Крис был типичным веснушчатым парнишкой со щербатой улыбкой и пухлыми щечками. Он ухитрялся напускать на себя печальный и жалобный вид даже тогда, когда был счастлив. А уж когда его сердечко ныло, у самих ангелов перехватывало дыхание.

Крис боялся, что его приятель пропал навеки, и, глядя на сына, я чувствовал, как нить прожитых лет стремительно отматывается обратно. Я снова видел себя и Сокса. Застарелая боль вернулась.

Начинал моросить дождь, когда я сел в свой джип и принялся колесить по проселочным дорогам, то и дело останавливаясь, чтобы позвать Бакшота, и в голосе своем слышал пугающе лихорадочные нотки. Мысленным взором я видел Криса, мокнущего под дождем, в дождевике не по росту, ищущего утраченные надежды.

Проехав немало километров и охрипнув от крика, я так и не смог найти нашего семейного любимца. Вернувшись к дому, я припарковал джип и пошел дальше пешком, избегая взгляда Криса, не желая признать, что, возможно, городской пес безнадежно заблудился в этой дикой глуши.

Я забрел в самую глубь небольшой территории, которую местные называют Мертвецким Болотом, сердито бормоча себе что-то о собаках и о том, какую власть они имеют над маленькими мальчиками. Если вы когда-нибудь бродили в одиночестве по лесу, когда сгущаются сумерки, то знаете, какого рода трюки способно проделывать с человеком воображение. Я чувствовал, как затуманивается мое зрение. Старая боль всплывала на поверхность.

Я шел, кричал, бежал и потел, преодолев, наверное, километров восемь; потом, утомившись, присел на плоский валун рядом с луговиной и попытался понять, как я буду говорить маленькому человечку, который жил в моем доме, что не смог найти его собаку.

И вдруг за моей спиной послышался шорох. Резко развернувшись, я увидел: старина Бак мчится ко мне прыжками, и на морде у него то самое выражение «где-ты-черт-тебя-подери-был-все-это-время», которое мастерски напускают на себя сбежавшие собаки, когда их наконец находят. Мы вместе покатились по земле, и мои расстроенные чувства без следа растворялись во влажных папоротниках. Спустя пару минут я дал псу команду «к ноге», и мы наполовину похромали, наполовину побежали обратно к хижине.

Когда мы вышли из леса, мой сын с вытянувшимся личиком, мой собственный отец и бродяга-дворняга принялись обниматься друг с другом. И тут меня озарило.

У меня было такое ощущение, словно я перенесся назад во времени, чтобы увидеть ту сцену возвращения, на которую я надеялся, но так и не пережил тогда. Здесь был мой отец, который снова выглядел на тридцать лет. Маленький мальчик, обнимавший пятнистого пса, был мной – четверть века назад. А старина Бак? Он был еще одним любимым беспородным псом, который наконец отыскал обратную дорогу.

Сокс вернулся домой.

Дженни Холмс боролась с лишним весом всю свою молодую жизнь, каждый день. Когда ей было двенадцать, она не была толстой, хотя ей так казалось, поскольку девочка мечтала быть изящной, как модель. Подающая надежды гимнастка Дженни хотела быть стройной и жилистой, как олимпийская чемпионка Надя Команечи. Ей не удавалось сбросить вес до шестнадцати лет. В то время она потеряла девять килограммов из-за переживаний, вызванных расставанием с первой любовью – это была своеобразная месть «бывшему». И началась ее долгая битва с едой и весом, длившаяся двенадцать лет, в течение которых она снова и снова пыталась сбросить вес, но он каждый раз возвращался.

Дженни и не догадывалась в те годы, что изменения в ее самовосприятии не будут иметь ничего общего с низкокалорийными коктейлями, счетом калорий или даже отказом от мороженого и шоколада. Этот дар ей предстояло принять от собаки.

Брюси появился в жизни Джен в ее 29-й день рождения – как подарок от мужа Джона. Дженни к тому времени была счастлива в браке и стала матерью двоих детей. Ей принадлежал успешный небольшой бизнес по продаже футболок с оригинальными принтами. Пытаясь не терять чувства юмора в связи со своими попытками похудеть, она придумала футболку и для себя с надписью: «Лакомый кусок – лишний жир на бочок». Никто никогда не называл ее жирной. При росте около ста шестидесяти трех сантиметров и весе шестьдесят восемь килограммов ее ноги были мускулистыми, бедра – округлыми, но туловище оставалось подтянутым. Она стала женщиной с женственными формами, но по-прежнему ненавидела свою «заднюю часть». Дженни продолжала страстно мечтать о стройном, худеньком, мальчиковом образе модели.

Брюси, светлошерстный щенок лабрадора, вошел в ее жизнь в комплекте с жаркими поцелуями и прыгучей индивидуальностью. Он не был вспомогательным средством для эффективности диеты; он должен был стать партнером по бегу. Джон любил Дженни в любом ее виде, но знал, что Джен было проще мириться с собой и своим телом, когда она бегала. Муж не мог сам тренироваться вместе с ней, поскольку у него была больная спина. И эта работа была поручена Брюси.