Павел Мариковский - По Семиречью

Я спешу поделиться с Алексеем Ивановичем. Но в телефонной трубке слышу незнакомый голос.

— Алексея Ивановича только что увезли в больницу. У него приступ аппендицита. Он просил передать, что вышел надолго из строя, очень сожалеет…

Путешествие началось с неприятности. Хотя, быть может, наоборот? Что бы произошло, если бы приступ наступил в пути? Что делать? В голове проносятся сразу несколько предположений. Отложить поездку. Ждать удобного случая. Но на сколько времени? Не лучше ли, отбросив сомнения, направиться в путь в неведомую страну? К тому же так хочется узнать поближе природу каньонов Чарына.

Если отложить путешествие, что делать с отпуском? Не сидеть же в городе! Может быть, найти другого попутчика? Но кого? И сколько времени отнимет подготовка его к путешествию?

Проще отправиться одному. Будет тяжело. Впрочем, как одному?! Со мной Зорька! И я решительно взваливаю на плечи рюкзак, в одну руку беру палочку с прочным железным наконечником, в другую — поводок с собакой и отправляюсь на автобусную станцию…

Медленно тянется время в душном автобусе. Бесконечно долго мелькают одно за другим селения. Справа высокий хребет Заилийского Алатау. Постепенно он становится все ниже и ниже. Вот будто кончились селения и машина вырвалась на простор солончаковой пустыни, поросшей солянками, тамарисками, крупным ковылем и чием. Крутой поворот — и мы в большом селе Чилик. За ним пустынные горы, узкое Кокпекское ущелье — все знакомые места. Потом Сюгатинская равнина. Ближе и ближе горы Турайгыр. Вот слева и незаметный поворот, по которому я как-то впервые добрался до каньона Чарына. Асфальтовая дорога вьется вверх, преодолевая крутые подъемы. Наконец мы на перевале. Впереди открывается новая долина, а на горизонте в синей дымке хребет Кетмень с темно-фиолетовым пояском еловых лесов. Посредине обширной долины виднеется темно-коричневая полоска. Это каньоны, прорезанные рекой Чарын. Машина быстро и бесшумно скользит с перевала. В окна врывается свежий душистый ветер. Внезапно открывается бурная река Чарын, большой железный мост через нее и возле него крохотный поселочек. Еще подъем, поворот дороги налево. Теперь не зевать. Где-то здесь среди холмов большой пологий распадок, ведущий к глиняным горам.

Солнце уже коснулось горизонта, и в ложбины легли глубокие тени. Вот он, наверное, этот самый распадок. Я прошу остановить автобус и с удовольствием выбираюсь из машины. На меня с недоумением поглядывают пассажиры. Куда в таком безлюдном месте отправился пожилой человек с большим рюкзаком и собакой? Если охотиться, то где же ружье? Если рыбачить, то зачем ему собака и такой большой рюкзак?

Автобус скрылся за горкой, и сразу стало тихо, необычно тихо, немного грустно и странно. Огляделся. Один. Поправил на плечах рюкзак, оперся на палку, позвал собаку. Вокруг все поросло сизой, пахучей полынкой, и аромат ее, такой знакомый, приятный и густой, казалось, беспредельно царил в воздухе.

С каждой минутой темнеет. Из распадка виднелись далекие розовые снежные вершины Кетменя. Над зелеными холмами в ту сторону, куда лежал мой путь, сверкала яркая красная полоска. То были глиняные горы, окрашенные заходящими лучами солнца. Я не ошибся и правильно сошел с автобуса. По дну распадка шла неторная дорога. На ней не было видно никаких свежих следов. Петляя, она пересекала небольшое сухое русло, проделанное талыми весенними водами и летними дождевыми потоками. Кустики колючей караганы, сверкая желтыми цветками, теснились с обеих сторон сухого русла вперемежку с зарослями таволги.

Быстро темнело. Запели пустынные сверчки. В стороне от дороги между холмами мой первый бивак.

На землю постлал кусок брезента. На него положил одеяло. Сверху между кустиками таволги натянул полог. Сумерки все гуще. Тишина, темнота и одиночество окружают со всех сторон, и пустыня с округлыми холмами и черным звездным небом чудится бесконечным миром. Небо кажется таинственным. Может быть, потому, что мы плохо его знаем. Ум бессилен перед бесконечностью. Она пугает своим величием и подавляет воображение. Уж не безумна ли попытка познать весь этот великий мир крупицей своего ума? Все ставшее нам доступным — ничтожная частица мира, который мы видим глазами.

Иногда донесется шум мотора, далеко в лучах фар автомашины сверкнет полоска земли. Зорька не спит, прислушивается, смотрит по сторонам. Она подняла уши, и голова от этого кажется шире.

Хорошо бы поговорить. Тяжело, когда не с кем перемолвиться словом. И незаметно для себя начинаю разговаривать с собакой.

— Молодец, молодец, хорошая собака. Сторожи меня, а я буду спать. Завтра первый день пути, и неизвестно, что он нам принесет…

Мысли незаметно путаются, и я погружаюсь в глубокий сон.

Очень давно, много миллионов лет назад, в третичный период, когда на земле еще не было человека, здесь на месте обширной и жаркой пустыни шумело волнами большое озеро. Окруженное горами, оно постепенно разрушало их, отлагая на дне мощные слои светлой глины, перемешанной с мелким щебнем и галькой. Потом климат изменился, озеро исчезло, а дно его постепенно размыла вода, и получилась страна голых, безжизненных и очень странных глиняных гор.

Я смотрю в бинокль на глиняные горы, вижу многочисленные крутые овраги и узкие распадки и думаю, что в этом кусочке земли, расположенной по правому берегу среднего течения реки Чарын, царит своя особенная жизнь, дикая, древняя, как и сами глиняные горы.

На моем пути крутые овражки и валы намытой гальки, недавно нанесенной прошедшим дождевым потоком, заросли колючей караганы и густой таволги.

Наконец и первые глиняные откосы, ажурно изрезанные, громадные, обрывистые. Распадок все ýже и ýже, а горы выше и суровее. Мечутся от куста к кусту ящерицы. Не спеша, не обращая ни на кого внимания, ползают медлительные жуки-чернотелки. Как молния, проносится потревоженная змея-стрела. Среди редких кустиков по земле носятся неугомонные муравьи-бегунки. У каждого озабоченный вид: надо обыскать все закоулки, найти добычу для целой оравы голодных ртов. Тут же видны аккуратные воронки личинок муравьиного льва. Прожорливые хищники сидят в земле на дне своей ловушки, выставив наружу только острые, саблевидные челюсти. Им хватает добычи: среди муравьев немало неопытных, попадающих к ним.

Здесь очень много клещей гиаломма азиатика. Со всех сторон они быстро несутся ко мне на длинных полускрюченных ногах. Пользуясь удобным случаем, неплохо бы проверить, нападают ли муравьиные львы на этих кровопийц. Пока подсовываю их в западни хищников; к одной из них приближается бегунок, останавливается у самого ее края и, склонив голову набок, шевелит длинными усиками, будто осматривая ловушку. Нет ничего хорошего в ловушке, она пуста — и муравей убегает. Через несколько минут возле лунки снова появляется тот же самый мой знакомый бегунок. Я приметил его по маленькому пятнышку пыли на кончике брюшка. Какой любопытный!