Павел Мариковский - По Семиречью

Нуждается в охране и озеро Балхаш, главным образом его юго-западная часть. Сюда приезжает много охотников и рыболовов из Алма-Аты, Фрунзе, Джамбула. Здесь исчезает и без того скудная прибрежная кустарниковая и древесная растительность. Это лишает озеро красоты и привлекательности. Но уничтожение растительности приносит вред не только в эстетическом отношении.

Основной корм рыбы — многочисленные личинки насекомых. Из них главное место занимают личинки комаров-звонцов и поденок. Образно говоря, многомиллионная армия этих насекомых кормит рыбу и косвенно кормит человека. Взрослые поденки и комары-звонцы вылетают из развившихся в воде личинок для того, чтобы после брачного роения отложить в воду яички и продолжить потомство. После этого комары-звонцы и поденки гибнут.

Брачное роение звонцов протекает в течение нескольких дней вечерами и ночью. Днем комарики прячутся в кустах, и подчас их там так много, что растения изменяют свой внешний вид. Поденки, вылетев из воды, должны также провести около суток на кустах и деревьях для того, чтобы совершить последнюю линьку.

Испокон веков связанные с определенными местами берега, где росли кустарнички, поденки и комары не находят себе пристанища там, где растительность уничтожена. На беззащитных насекомых массами нападают ящерицы, наземные пауки, муравьи и другие хищные животные. Так образовалась цепная реакция: исчезновение растений вызывает лишение дневок комаров-звонцов и поденок, облегчает нападение на них хищников, ведет к уменьшению кормов для рыб и создает угрозу рыболовному промыслу.

Озеро Балхаш — сокровище среди громадных, опаленных зноем пустынных просторов. На озере Балхаш необходимо организовать заповедник, особенно в той его части, которая в хозяйственном отношении пока не освоена.

Снова мелькают мимо нас голубые заливы в скалистых коричневых берегах. Местами на них высоко над уровнем воды видны следы древнего прибоя. Здесь когда-то плескались волны озера.

Было время, когда Балхаш занимал большую площадь. Но климат изменился, уровень озера понизился, от него отделились озера Сасыкколь и Алаколь. Теперь эти озера находятся далеко к востоку от Балхаша. О колебании его уровня говорят и древние террасы озера, которые были найдены учеными даже на высоте 140 метров над современным уровнем.

В последнее столетие уровень озера несколько раз поднимался и падал. Иногда эти колебания были очень значительными и резкими. В наше время они зависят от осадков в горах Тянь-Шаня, откуда берет свое начало река Или. Но кроме того, как предполагают некоторые специалисты, уровень воды зависит и от подземных вод, питающих озеро. Режим этих подземных морей пока человеку неизвестен.

Мы сидим возле костра, поглядывая на тихое озеро, на рои комариков, и пьем чай. Всюду ползают уховертки, и не только ползают, но еще и кусаются, как бы заявляя свои притязания на занятый нами кусочек берега озера. Уховертки ползают по пологу, забираются во все вещи, нет от них никакого спасения.

Едва слышно плещутся набегающие на берег маленькие волны. Проскакал какой-то зверек в сухой траве, крикнула по-вороньему на лету выпь, просвистела крыльями утка. Утром над маревом тумана и розовым озером красным шаром взошло солнце.

Тихое розовое озеро, багряное солнце — последнее, что осталось в памяти от Балхаша. Прощай, озеро, многоцветное, голубое, лазорево-изумрудное и розовое в желтых, опаленных зноем берегах, то тихое и ласковое, то бурное и шумное, навевающее и веселье и грусть, легкость бездумья и тягости предстоящих забот! Теперь наш путь по сухим, безводным пустыням, где раскаленная земля жжет ноги через подошвы ботинок, где сухо во рту, где всегда хочется пить и где будто неподвижно висит в небе яркое, жаркое божество пустыни — всесильное солнце, дарующее ему жизнь и навлекающее гибель.

Теперь мы на трактовом пути. Он пересекает почти ровной ниткой желтые холмы и зеленеющие солянками распадки. Где-то близка и железная дорога, связывающая Алма-Ату с Москвой, и асфальтовая дорога, идущая из Казахстана в Киргизию. По дороге все мелькает с головокружительной быстротой, отсюда скоро можно оказаться и дома. Такая дорога нам не нравится, ничего не успеваешь увидеть, и мы сворачиваем в направлении полынной пустыни Жусандала. Там простор, миражи, холмы, зеленеющие распадки, справа синеют горы Анрахай, слева, будто раскаленный металл, горит желтизной песчаная пустыня Таукум.

Жусандала — полынная пустыня, ровная, гладкая, спокойная. Машина мчится, как по асфальту, дороги расходятся во все стороны и сходятся вновь вместе. Как угадать, куда ехать? Бинокль не поможет, вокруг озера-миражи, весь горизонт занят ими, и кажется, нет дальше пути, как через воду. Она блестит зеркальной поверхностью, отражает кустики саксаула, размытый дождями мавзолей, одинокий камень возле дороги, топографическую вышку. Жусандала, безводная пустыня, напоенная озерными миражами, кажется бесконечной. Пустыня безлюдна. Лишь иногда между холмами встречаются одинокие юрты. Вблизи них пасутся верблюды, степенные, новозмутимые, со злобным выражением.

Из-под колес машины вспархивает небольшая птица и летит, тяжело, медленно волоча за собой какую-то длинную светлую ленту. Кто привязал ее к слабой птице, зачем понадобилось это издевательство?

Но лента неожиданно падает на землю, птица, напуганная машиной, стремительно уносится в сторону, в ней я узнаю сорокопута. А там, где упала ленточка… лежит, извиваясь в предсмертных судорогах, молодая около полметра длиной змея-стрела. Ее изящная, точеная головка изувечена острым клювом птицы, тонкое, нежное тельце скрутилось кольцами. Несколько конвульсивных движений — и быстрая охотница за ящерицами мертва. Вот так сорокопут! Не подозревал я в нем подобной храбрости. Впрочем, голод делает бесстрашным. Но кто бы мог подумать, что этот маленький и смелый хищник способен охотиться за змеями!

У самого белого солончака, на мокрой и вязкой почве, на которой даже не могут поселиться растения, видны свежие холмики из мелких комочков вынесенной наружу земли. В центре холмика отверстие, и оттуда ежесекундно выскакивают очень быстрые длинноусые муравьи-разведчики. Они очень заняты и, не мешкая, мчатся в пустыню за добычей. Это муравей-проформика. Я не раз раскапывал его гнезда, а вот теперь, пожалуй, представился случай разведать один давно занимавший меня секрет его жизни.

В гнезде проформики всегда находятся муравьи-рабочие разных размеров. Те, кто побольше, обычно с сильно раздутым брюшком, заполненным пищевыми запасами. Это своеобразные бочки. Им полагается хранить пищу летом, когда пустыня выгорает и добывать пропитание становится трудно. Их положение в маленьком муравейничке ясно. Но кроме того, еще есть большие рабочие, раза в три-четыре крупнее крохотных и очень деятельных охотников. Чем они занимаются, какую выполняют работу, почему прячутся в глубине своего подземного дома и не показываются наружу? Не видел я ни разу, чтобы они носили в челюстях землю, занимались строительством. Что за домоседы?