Анатолий Кольцов - Полукровка

От внезапного толчка в спину Санька тут же рухнул на землю. Мяч оказался перед ним и больно ударил в лицо, до крови расквасив нос. По инерции он ещё немного прокатился по непросохшему мягкому грунту и оказался на спине, крепко держа мяч в руках. Ему поначалу показалось, что кто-то из товарищей решил отнять у него мяч и неожиданно подкрался сзади. Санька мёртвой хваткой вцепился в мяч и ни за что не отдал бы. Он был готов стоять за свой мяч до последнего, и даже разбитый нос не лишил его этой уверенности. Горячая кровь растекалась по лицу и мешала дышать.

«Кто же это меня столкнул?» — промелькнуло в мыслях у мальчишки, и он взглянул поверх мяча на своего обидчика. Страх перед увиденным в одно мгновение заставил его замереть. Знаете, как мелкая ящерка во время смертельной опасности замирает, пытаясь притвориться то сухой щепкой, то зелёным листиком, а то серым камнем? Это потому, что больше ничто не может спасти её от зубов хищника. Замри — или немедленная смерть. Так работает инстинкт у любой мелочи, у которой нет возможности смыться. Санька замер без всякой науки, словно та ящерка, поскольку пошевелиться всё равно возможности не было. Над ним, как в страшном сне, грозовой тучей нависал злобный Туман. Передние лапы зверя оказались под мышками у Саньки, сдавливая его маленькое тельце, как тисками. Клыки, торчащие из раскрытой пасти, почти упёрлись в перепуганное детское личико. И только мяч мешал псу вцепиться в горло поверженной жертве.

«Порву сейчас этого цыплёнка! Череп ему раздавить или грудную клетку?»

Туман совсем зашёлся, из его разгорячённого нутра вырывался не собачий рык, а невнятное внеземное хрипение. Запах свежей крови пьянил его, белая липкая пена свисала с губ, зубы полностью оголились, выставляя напоказ ужасающий оскал. Могильный холод и отвратительную вонь ощутил хрупкий детский разум. Оставался последний рывок могучих клыков, и Саньке — конец.

Перепуганный Дед краем глаз заметил метнувшуюся мимо серую тень. Промелькнувшее нечто, как клочок сероватого утреннего тумана, как призрак древнего замка, не издавало никакого звука и почти не привлекло его внимания. Взгляд старика был полностью прикован к зловещей картине, свидетелем которой он стал. Что произошло дальше, скованный страхом старик толком и не разглядел. Сказать по правде, зрение у Серикова-старшего было отменное, имея в виду его возраст, газету он читал без очков даже при свечах, а здесь оплошал. Слёзы застили его взгляд — слёзы досады, слёзы бессилия. Нет, не боялся он собак и Тумана нипочём не испугался бы, вот только далековато от него всё случилось, и не успеть ему, старику, за несколько секунд преодолеть это бесконечно далёкое расстояние, на помощь своему любимому существу не успеть. И вот теперь вся его ненависть к Туману наконец обрела плоть и серым ураганом смела звероподобного с Саньки. От мощного удара крупная лохматая туша злодея полетела кувырком, как тот самый мяч после хорошего пинка. Палкан, как и прежде, вновь успел вовремя.

Огромными прыжками, вбегая на улицу, он разглядел главное — Тумана, стоящего над опрокинутым Санькой, и преодолел последние десятки метров, как смерч.

«Вот он, чучело — Туман! Санька в опасности. Всё, конец этому гаду. Конец!»

Опрокинутый навзничь агрессор не успел сообразить, что к чему, только взвизгнул от неожиданности. После падения тут же стал неуклюже барахтаться и сделал попытку подняться. Но не тут-то было. Палкан без промедления бросился ему на хребет и что есть мочи хватанул зубами за холку, за то самое место, в котором шерсть раздваивается и слегка видна голая шкура. Только теперь это был не укус щенка-полумерка, а настоящий, достающий до недр организма захват с вытекающими из этого последствиями, и сразу же всем телом резкий рывок в сторону. Шкура на холке у Тумана треснула, из-под неё брызнула горячая кровь. От прострелившей всё тело острой боли подранок бешено взревел, эта боль заставила его развернуться, чтобы освободиться от захвата, и он на мгновение оказался лежащим на спине. Подобную ошибку прежде совершали бывшие жертвы Тумана, а сейчас он сам её допустил. Палкану только это и нужно было. В одно мгновение молодые острые зубы сомкнулись на лохматой глотке. Вонючая шерсть почти полностью забила пасть Палкана, лишая его возможности нормально дышать. А до этого длительная, напряжённая гонка его вымотала и в значительной степени лишила сил, но вскипевшая ненависть и огромное желание прикончить злодея сделали своё дело. В этот момент Палкан сам вдруг превратился в зверя. Он перестал ощущать пространство и время, осталось только одно единственное желание — придушить разнузданного врага, посягнувшего на лучшего друга.

С ходу прокусить клыками ненавистную шею у Палкана не получилось, густая шерсть противника не позволила этого сделать. Но он весьма надёжно её сдавил. Ещё пару минут выдержать, не позволить гаду вырваться, тогда ему конец, он задохнётся. Туман какое-то время пытался освободиться от смертельного захвата, всячески изворачивался, чтобы вырваться, но понемногу стал затихать. Его тело только слегка вздрагивало в предсмертных конвульсиях.

Санька, к безграничной своей радости, до конца так и не осознал, каким таким чудесным образом освободился от смертельной угрозы. Ему некогда было разбираться, по какой причине это произошло. Как только Тумана невидимой силой снесло в сторону, он тут же, не мудрствуя лукаво, спохватился и без оглядки бросился к деду. С ним всё произошло само собой, как в детской считалке «замри — отомри». Мяч, который чуть не подвёл его под монастырь, а потом спас ему жизнь, он по-прежнему накрепко держал перед собой, так его и не выпустив. Дед на радостях подхватил мальчишку на руки, будучи сам ни жив ни мёртв.

— Цел! Сынок, наконец-то. Что же ты наделал, неслух эдакий? Я же тебе наказывал — к Туману не приближаться. Это же зверь истинный. С ним нельзя по-хорошему, — скороговоркой, сбивающимся голосом выпалил Дмитрий Михайлович. Постепенно избавляясь от последствий стресса, Дед внимательно осмотрел Саньку. На первый взгляд всё было в полном порядке и никаких видимых проблем. Чудо, ну… настоящее чудо, да и только. Разве что куртяшка слегка сырой глиной испачкалась.

7

На свиноферме Лида почти влетела в «дробильню» к Николаю, находясь в жутком волнении, замахала руками, показывая мужу на входную дверь. Поняв жесты жены, Николай вышел за дверь на воздух. Тут вой зернодробилок не мешал спокойно поговорить.

— Коль, а Коль, послушай. Что-то мне не по себе. В груди неспокойно, дышать не могу. Галька Козикова видела, как Палкан пулей летел в сторону дома. Она с утра отпрашивалась, на почту ходила посылку от сестры получить. Мимо эстакады идёт, а тут он. Подскочил и вихрем мимо неё. Она позвала: «Палкан, Палкан», а тот даже не оглянулся.