Берндт Хайнрих - Лето: Секреты выживания растений и животных в сезон изобилия

Возможно, мораль истории про бабочек такова, что для поддержания естественной экосистемы ценны и важны даже самые редкие ее члены, а всего лишь несколько особей чужеродного вида могут разрушить хрупкое равновесие. Высокая температура летом позволяет быстро расти, при долгом вегетационном сезоне мелкие животные могут произвести несколько поколений потомства. Человеку может показаться диким, когда каждому поколению отведен срок в год и меньше, а смертность из-за хищников и паразитов достигает не менее 99 %. Но в такой системе малейшее отклонение в унаследованных признаках с очень большой вероятностью окажется «заметным» в эволюционном плане. Поэтому паразитоиды (а также бактерии и вирусы) всегда должны «опережать» медленно размножающихся хозяев. Конечно, смысл существования паразита – не убивать, а жить. Но, когда плотность популяции хозяина высокая, вирулентность способствует биологической адаптации, потому что паразит может расти в хозяине без ограничений и съедать все подчистую, добиваясь непосредственной цели – вывести максимальное количество потомства. Если в процессе хозяин погибает, это мало вредит паразиту, он просто перескакивает на следующего хозяина. Но, когда популяция хозяев сильно редеет, все убивающие их паразиты быстро вымирают сами, и в итоге естественный отбор проходят менее «вредные» паразиты. Это пример «чрезмерной эксплуатации ресурса». Вид при этом очень успешен, но недолго. Как только ресурс – в данном случае живые хозяева – становится редкостью, паразит, или бактерия, или любой другой возбудитель болезни, убивая хозяина, совершает самоубийство, потому что погибает вместе с ним. При низкой плотности популяции хозяев ситуация меняется на противоположную, выживают лишь «доброкачественные» паразиты. Что-то похожее происходит, когда новое изобретение позволяет обществу использовать новые ресурсы или освоить нетронутые территории. Стратегия эксплуатации успешна, если ресурсов много; но, когда они заканчиваются или идти больше некуда, более устойчивыми оказываются популяции, которым свойственна бережливость.

23 июля 2005 года. Сегодня я нашел несколько живых дубовых веток длиной сантиметров по тридцать на земле под деревом, которое посадил пятнадцать лет назад около своего домика. Почему вдруг они отломились? В месте слома каждую ветку охватывала круглая канавка, как будто острым ножом вырезали кольцо. Вокруг никого не было, а ветки упали откуда-то с вершины дерева. Гадая, что случилось, я зарисовал увиденное. Уж не побывал ли тут дровосек?

Дровосеков очень много, и они впечатляют своим разнообразием. Встретить дровосека можно не только в лесу, и он окажется гораздо интереснее бородатого мужика с топором наперевес. Конечно, речь идет о жуках-усачах – семействе Cerambycidae. Чтобы установить вид большинства из них, потребуется полевой определитель. Мой определитель с цветными таблицами авторства Дугласа Янеги ограничивается только усачами Новой Англии и насчитывает 344 вида. У всех них длинные изогнутые «усы» (антенны), а раскраска образует всевозможные сложные узоры и пятна от пастельных бурых, серых и черных тонов до ярко-желтого, синего и оранжево-красного. Сам я не думаю, что встречал больше двух-трех десятков видов, хотя некоторые пропустить невозможно. Взрослые жуки одной группы видов кормятся на полевых цветах вокруг моего мэнского домика. У большинства других видов имаго вообще не питается. Личинки часто едят кору и древесину и при этом оставляют характерные следы – их резьбу (как и следы от питания других насекомых) можно увидеть на поверхности бревна, если снять отслоившуюся кору.

На стадии имаго большинство усачей не питается, а вот личинки могут сильно мешать и даже угрожать жизни дерева. Впрочем, могло быть и хуже: многие деревья развили защитные средства от усачей, своих главных врагов. Например, если повредить кору бальзамической пихты, она выделяет смолу, и, если какая-нибудь личинка жука попытается попасть внутрь дерева, она немедленно столкнется с химической контратакой в виде липкой субстанции с неприятным нефтехимическим запахом. В ответ жуки разработали более сложную стратегию. Они откладывают яйца на дерево, только если то умирает или недавно погибло и лишилось защиты, – так личинки смогут питаться еще влажной и неиспорченной древесиной. Усачи обладают таинственной способностью чуять смерть и повреждения у деревьев: летом, стоит мне срубить сосну, ель или пихту, как через несколько минут прилетают сосновые усачи из рода черных усачей Monochamus ! Несомненно, химические рецепторы на «усах» у жуков (у самок усы немного, а у самцов более чем вдвое длиннее тела) специально настроены на вещества в смоле, а у самцов, вероятно, также на запах самки.

Личинки, которые вылупляются из яиц сосновых усачей, забираются под кору и затем пробуриваются в древесину. Через несколько недель слышно их громкое хрустящее чавканье – обычный летний звук в лесах Мэна, напоминающий пилу-ножовку. Под бревнами часто скапливаются кучки «опилок» (сухой переваренной древесины). Однако, насколько мне известно, личинкам соснового усача никогда не удается напасть на здоровое дерево. Усачи нападают только на мертвые или умирающие деревья, зато массово. Как и короеды, когда они нападают на ели и пихты, волки, когда охотятся на лося, и самцы лесной лягушки, когда набрасываются на самок, жуки-усачи добиваются успеха совместными усилиями, хотя при непосредственном взаимодействии конкурируют друг с другом.

Очень немногие усачи могут справиться с целым живым деревом, напав прямо на ствол, но некоторые покоряют растение ветка за веткой. Например, я с удивлением нашел на земле около домика сантиметровую ветку красного дуба. Как она сюда попала? Было похоже, что она отломилась, но у дубовых веток не бывает такого аккуратного слома. Приглядевшись, я увидел, что ветка окольцована «надрезом», и немедленно заподозрил личинку жука-усача. Логично было бы предположить, что летом питательные вещества, спускаясь от листьев по ветке, собираются в месте кругового надреза коры, где достаются личинке. Но нет, я выяснил, что такие надрезы делает взрослая самка. В данном случае она много дней упорно трудилась, чтобы прогрызть кольцо в твердой древесине, а затем поместила в умирающую ветку яйцо. После этого ветка отломилась. Таким образом самка нейтрализовала защиту дерева и обеспечила пищу своему потомству. Мне довелось наблюдать плоды недельного труда Oncideres quercus .

Даже из общего правила о том, что личинки встречаются только в мертвых деревьях или их частях, есть исключения. Одно из них – дровосек кленовый Glycobius speciosus, крупное, заметное насекомое с ярко-желтыми пятнами и полосками, имитирующими узор осы (не путать с крупным черным с белыми пятнами азиатским усачом Anoplophora glabripennis , которым в настоящее время заражены сахарные клены в Нью-Йорке и Чикаго). Дровосек кленовый – местный вид. Вы наверняка заметите этого жука, если ему случится пролететь мимо вас или приземлиться рядом, а свидетельства его присутствия в лесах Новой Англии еще сильнее бросаются в глаза. Летом дровосек кленовый помещает яйца под кору сахарных кленов через трещины. Затем личинка вгрызается в тело дерева и устраивает себе логово во внутренней части коры и в заболони. Сахарный клен, кормовое растение этого вида, не просто так называют каменным кленом, но мягкая, дряблая белая личинка умудряется прогрызать насквозь прочное живое дерево парой маленьких, но, видимо, железных челюстей (мандибул), чтобы обустроить себе зимовальную камеру. Личинка продолжает питаться под корой в течение следующего лета, в отличие от большинства насекомых, на век которых отведено по одному лету. Птенец мелкой воробьиной птицы, поедая гусениц, дорастает до размера взрослого за шесть дней, но диета из древесины обрекает личинку усача на медленный рост – она достигает полного размера только к концу второго лета. Следующей весной личинка забуривается глубоко в твердую древесину, где выгрызает полость и оставляет выходное отверстие, чтобы уже третьим летом взрослый жук наконец вышел оттуда и завершил свою жизнь короткой стадией имаго.