Берндт Хайнрих - Лето: Секреты выживания растений и животных в сезон изобилия

В отличие от личинок бронзовых сосновых усачей, которые питаются во внутреннем слое коры мертвой сосны, прогрызая ходы в случайном направлении, личинки усача кленового часто делают горизонтальные ходы во внутреннем слое коры вертикально растущего дерева. Внутренняя кора – это флоэма, живая ткань, по которой сверху вниз переносятся продукты фотосинтеза, главным образом сахара. Личинка, питаясь, перекрывает этот поток и наносит дереву максимальный ущерб, опоясывая его ходами. Древесина выше и ниже борозды гибнет, а сама борозда остается на растении в виде огромного шрама, который с ростом дерева становится все заметнее.

Возможно, разрушительное поведение кормящейся личинки ей выгодно. Даже если дерево способно перекрыть поток питательных веществ туда, где находится личинка, прогрызая бороздку вокруг всего ствола, она всегда получит свежую пищу. Всего одна личинка спокойно может убить дерево, если зайдет чуть дальше и замкнет круг вокруг ствола, как Oncideres quercus вокруг дубовой ветки. Вот ведь загадка: жуки, несмотря на свою убойную силу, повреждают, но не уничтожают популяцию сахарных кленов полностью.

Дерево, поврежденное местным кленовым усачом

Как уже говорилось, сосновые усачи слетаются за много километров, чтобы напасть на единственное поврежденное или умирающее дерево, – и через несколько дней оно уже кишит сотнями личинок. В лесах Новой Англии есть сахарные клены всех возрастов, это одно из самых распространенных лесных деревьев. Так как дровосеки кленовые нападают только на здоровые растения, их запасы пищи практически бесконечны и занимают территорию от Южной Канады до Северной Каролины на юге и до Миннесоты на западе. Когда взрослый жук выходит из дерева, рядом с ним сразу оказываются другие кормовые деревья, и теоретически он мог бы отложить сотни яиц и не церемонясь убить весь лес. Но пока что большинство сахарных кленов не повреждены, хотя это и единственный хозяин для данного вида жуков. Характерные отметки, которые оставляет насекомое, можно найти, пожалуй, всего на одном из сотен деревьев. Жук опровергает предсказания и экстраполяции, вытекающие из сомнительного «закона природы»: особи приумножают свое число, пока не исчерпают все ресурсы и не падут жертвами массового вымирания, после чего все начнется сначала.

Почему же численность популяции дровосека кленового не растет лавинообразно? Почему он не съедает все, что может, пока не уничтожит подчистую свой главный ресурс, сахарные клены? Что сдерживает развитие знакомого, часто пугающего сценария, которого обычно удается избежать исключительно благодаря паразитам, болезням и хищникам, поскольку они начитают множиться, как только размер популяции превышает критический? Неизвестно. Это не ядерная физика, но тоже сложно.

Кленовые дровосеки достигли завидного уклада жизни – или, по крайней мере, считается, что достигли. У них царит изобилие, и никто не голодает, не рушит собственную среду обитания, не теснится и не мешает друг другу. Естественный темп роста их популяции что-то ограничивает, и можно быть уверенным в одном: если бы они могли сказать, чего хотят, то проголосовали бы за то, чтобы уничтожить сдерживающую их силу, ту, что в долгосрочной перспективе приносит им пользу. И мы бы, наверное, голосовали за то же, если бы каждый исходил только из личных интересов.

21 июня 2007 года. Сегодня летнее солнцестояние (в Северном полушарии), и, согласно моему календарю, на который ориентируется всего один вид организмов, «первый день лета». Но для многих видов лето на самом деле уже идет несколько месяцев, и сейчас скорее его середина: дни самые длинные, потому что ось Земли сильнее всего наклонена к Солнцу. Впрочем, самая жаркая пора еще впереди. В любом случае достойный повод для праздника, а какой праздник без танцоров?

Танцевальное представление мне повезло найти. Причем прямо здесь, в мэнском лесном лагере. Проходит оно в уличном туалете, исполнители – особая труппа неутомимых артистов. Я лишь наблюдатель, но условия наблюдения отличные. Приятные 21 °C – слишком прохладно для слепней и хризопсов (они же златоглазики, или пестряки), слишком сухо для мошки и мерзейших исчадий ада – мокрецов.

Наш туалет спереди открыт и развернут к густым тенистым зарослям сахарного клена. У танцоров – их две-три дюжины – по шесть длинных тонких ног. Они снуют вверх-вниз, взад-вперед в темном углу под самой крышей и неистово разгоняются в пляске. Похоже, у них огромный опыт выступлений. Должен быть огромный. Ведь, скорее всего, они исполняют ту или иную версию своего представления более 225 млн лет, еще с триасового периода. И представление того стоит.

Большинство танцует поодиночке, но у некоторых есть партнеры, к которым они прочно прикреплены – гениталиями. Партнеры в паре смотрят в разные стороны, а когда отдыхают – чаще, чем одиночки, – то один цепляется за потолок передними ногами, а второй болтается снизу в воздухе.

В 13:30 танцы вовсю продолжались, и тут я прошелся по «танцполу» сачком и одним взмахом поймал штук 30 насекомых, чтобы получше рассмотреть их. Через пару часов танцоров уже было как раньше, и они продолжали плясать как минимум еще два дня с восьми утра до восьми вечера. Кто знает, может быть, они плясали и ночью.

С виду мои танцоры напоминали гигантских комаров. Они были родственны этой группе насекомых. За очень длинные ноги их называют комарами-долгоножками. Тело долгоножки немного меньше сантиметра, а ноги втрое длиннее. При малейшем прикосновении конечности отпадают – это позволяет быстро освободиться от хищника. Но от меня им уйти не удалось, хотя в сачке осталась кучка отброшенных ножек. Все насекомые выглядели одинаково, различались у них только гениталии. Я рассмотрел пару долгоножек: у одной брюшко было потолще, но заостренное, а у другой потоньше и с тупым концом. Думаю, более полная особь была самкой. С помощью лупы я увидел клещевидное устройство для захвата у самца.

Самцов среди исполнителей брачного танца было значительно больше. В моей выборке из 30 особей соотношение оказалось 28:2. Танцуют в основном одиночные самцы, а самок, как и у лесных лягушек, привлекает их общее представление. Самец находит самку (или наоборот), они спариваются и покидают толпу. Заполучив пару, самец некоторое время остается ей верен. Чтобы понаблюдать за этим, я посадил в банку три пойманные пары. Одна из них, которая рано утром уже сидела на потолке (вероятно, с прошлой ночи), тут же распалась. Две другие пары, пойманные, когда насекомые уже танцевали, оставались вместе одна около 4, а другая около 5 часов.