Джеральд Даррелл - По всему свету [сборник]

Это была большая круглая лохань наподобие декоративного пруда с вделанным в нее гигантским жерновом, в центре которого торчала деревянная укосина. К ней была припряжена древняя коняга папаши Деметриоса. Она ходила по кругу с мешком, накинутым на глаза, чтобы не кружилась голова, и таким образом вращала огромный жернов, давивший оливки, сыпавшиеся на него сверкающим водопадом. Мятые оливки источали резкий, кислый запах. Единственными звуками, сопровождавшими этот процесс, были тяжелый топот лошадиных копыт, погромыхивание жернова и непрерывное «кап-кап» оливкового масла, сочащегося из отверстий лохани, золотистого, словно профильтрованный солнечный свет.

В углу помещения высилась черная рассыпчатая груда выжимок — раздробленные косточки, мякоть и кожура оливок, — слипшихся в черные твердые лепешки наподобие торфа. От нее исходил густой кисло-сладкий запах, отчего впору было подумать, что выжимки годятся в пищу. В действительности же их скармливали скоту и лошадям вдобавок к зимнему корму, а также использовали как исключительно добротное, хотя и чрезвычайно вонючее топливо.

Из-за неуживчивого характера папаши Деметриоса крестьяне с ним не общались, а просто сдавали собранные оливки и со всех ног спешили прочь: как знать, может, у папаши Деметриоса дурной глаз. Поэтому старик был одинок и с радостью воспринял мое вторжение в его сферу деятельности. От меня он узнавал все местные сплетни: кто родил и кого — мальчика или девочку, кто за кем приударяет, а иногда ему перепадал и более лакомый кусочек, как, например, весть о том, что Пепе Кондос арестован за контрабандную торговлю табаком. В награду за то, что я служил ему своего рода газетой, папаша Деметриос ловил для меня животных. Иногда это был бледно-розовый, хватающий ртом воздух геккон, иногда богомол или гусеница олеандрового бражника, вся в розовых, серебристых и зеленых полосах, словно персидский ковер. И не кто иной, как папаша Деметриос, добыл одного из самых очаровательных любимцев, каких я держал в то время, — жабу-чесночницу, которую я окрестил Августус Пощекочи-Брюшко.

Я был внизу в оливковых рощах, помогал крестьянам собирать урожай и вдруг захотел есть. Я знал, что папаша Деметриос всегда держит изрядный запас съестного у пресса, и пошел проведать его. Стоял искрящийся день, шумливый смеющийся ветер тренькал в оливах, словно на арфе. Было свежо, я бежал всю дорогу, окруженный прыгающими и лающими собаками, а когда, раскрасневшийся и запыхавшийся, добрался до пресса, то застал папашу Деметриоса склоненным над костром, который он соорудил из оливковых «лепешек».

— А! — сказал он, свирепо глядя на меня. — Так ты прибежал, да? Где ты был? Я два дня тебя не видел. Надо полагать, теперь, когда настала весна, у тебя не находится времени для старого человека вроде меня.

Я объяснил, что был занят множеством дел, как, например, изготовлением новой клетки для моих сорок, поскольку они только что совершили налет на комнату Ларри и их нужно было немедленно заточить ради их же собственной безопасности.

— Гм, — хмыкнул папаша Деметриос. — Ну ладно. Хочешь кукурузы?

Я ответил как можно небрежнее, что ничего так не люблю, как кукурузу.

Он встал, прошествовал на своих кривых ногах к прессу и вернулся с большой сковородой, листом жести, бутылкой оливкового масла и пятью золотисто-коричневыми высушенными початками кукурузы — ни дать ни взять золотые слитки. Поставив сковороду на огонь, он прыснул на нее масла и выждал, пока оно заурчало, пошло пузырьками и слегка задымилось. Затем схватил кукурузный початок и стал быстро выкручивать его своими подагрическими руками, так что золотые зерна посыпались на сковороду, будто дождь прошелестел по крыше. После этого старик прикрыл сковороду листом жести, что-то бормотнул про себя и, закурив сигарету, откинулся назад.

— Слышал новость про Андреаса Папоякиса? — спросил он, перебирая пальцами свои роскошные усы.

— Нет, — сказал я. — А что?

— А, — радостно произнес старик. — Он в больнице, дурачок.

Я ответил, что мне очень жаль слышать это, ибо я любил Андреаса. Это был веселый, добросердечный, жизнерадостный парнишка, вечно делавший что-нибудь не так. В деревне о нем говорили, что он поехал бы на осле задом наперед, если б сумел.

— Что же с ним приключилось? — спросил я.

— Динамит, — сказал папаша Деметриос, выжидающе глядя на меня — интересно, как я прореагирую на это.

Я присвистнул, как бы от ужаса, и медленно покачал головой. Папаша Деметриос, уверившись в моем безраздельном внимании, уселся поудобнее.

— Это случилось так, — начал он свой рассказ. — Ты сам знаешь, Андреас глупый мальчишка. У него в голове пусто, как в ласточкином гнезде зимой. Но он все же славный малый. Никому никогда не делал зла. Так вот, он задумал глушить рыбу динамитом. Знаешь маленькую бухточку возле Бенитсеса? Ну, стало быть, он пригнал свою лодку туда, потому как ему сказали, что местный полицейский на весь день отправился дальше на юг по побережью. Разумеется, ему, глупому мальчишке, и в голову не пришло проверить, навести справки, что полицейский и вправду ушел дальше на юг по побережью.

Я сожалеюще щелкнул языком. За глушение рыбы динамитом дают пять лет тюрьмы и налагают немалый штраф.

— Так вот, — продолжал папаша Деметриос, — он сел в лодку и не спеша пошел на веслах вдоль берега, как вдруг заприметил впереди на мелководье большой косяк барбуни. Он бросил весла и поджег фитиль динамитного патрона, который у него был.

Папаша Деметриос выдержал трагическую паузу, взглянул, как поджаривается кукуруза, и закурил еще одну сигарету.

— Все бы хорошо, — продолжал он, — но только Андреас хотел бросить динамит, как рыбы уплыли, и как ты думаешь, что сделал этот мальчишка-идиот? Не отбросив динамит, он поплыл за ними! Бах!

Я заметил, что, вероятно, Андреас серьезно пострадал.

— Ну еще бы, — презрительно сказал папаша Деметриос. — Он даже не умеет путем глушить рыбу динамитом. У него был такой махонький патрон, что ему лишь оторвало правую руку. Но все равно он обязан жизнью полицейскому, который и не думал уходить дальше на юг по побережью. Андреас сумел подгрести к берегу и потерял сознание от потери крови. Он несомненно умер бы, если бы полицейский, услышав взрыв, не спустился к берегу посмотреть, кто это глушит динамитом рыбу. К счастью, как раз в это время проходил рейсовый автобус, полицейский остановил его, и Андреаса посадили в автобус и доставили в больницу.

Я выразил глубокое сожаление, что с Андреасом, славным парнишкой, случилось такое несчастье, но, слава Богу, ему повезло и он остался в живых. Я высказал предположение, что, когда он поправится, его возьмут под стражу и отправят на пять лет в Видо.