Джеральд Даррелл - По всему свету [сборник]

Все домашние сидели в гостиной и пили чай, и я решил поделиться с ними тем, что меня волновало. Однако не успел я войти в комнату, как безмятежная сцена чаепития удивительным образом преобразилась. Марго издала пронзительный крик, Ларри уронил чашку с чаем себе на колени, вскочил и укрылся за столом, Лесли схватил в руки стул, а мама, раскрыв рот, с ужасом воззрилась на меня. Никогда еще мое появление не вызывало такую недвусмысленную реакцию у моих родных.

— Убери его отсюда! — рявкнул Ларри.

— Да убери отсюда эту проклятую тварь! — вторил ему Лесли.

— Он убьет всех нас! — визжала Марго.

— Достаньте ружье, — слабым голосом сказала мама. — Достаньте ружье и спасите Джерри.

Я, хоть убей, не мог понять, что с ними сталось. Все они уставились на что-то за моей спиной. Я повернулся, посмотрел — и ахнул: в дверях стоял Павло, с надеждой принюхиваясь к запахам, исходившим от чайного стола. Я шагнул к нему и ухватил его за морду. Он нежно тыкался в меня носом. Я объяснил, что это всего-навсего Павло.

— С меня довольно, — проговорил Ларри хриплым голосом. — С меня довольно. Птицы, собаки, ежи по всему дому, а теперь еще и медведь. Скажите мне, Христа ради, что для него этот дом? Кровавая римская арена?

— Джерри, милый, будь осторожен, — дрожащим голосом сказала мама. — У него такой свирепый вид.

— Он задерет всех нас, — трясущимся голоском, но уверенно сказала Марго.

— Я не могу пройти мимо него за своими ружьями, — сказал Лесли.

— В этом нет необходимости. Я запрещаю, — сказал Ларри. — Я не хочу, чтобы наш дом превратился в берлогу.

— Где ты его раздобыл, милый? — спросила мама.

— Мне все равно, где он его раздобыл, — сказал Ларри. — Он должен отвести его обратно сейчас же, сию минуту, прежде чем эта тварь разорвет нас на куски. У мальчишки нет никакого чувства ответственности. Я не намерен играть роль христианина-мученика, это в мои-то годы.

Павло встал на дыбы и издал долгий хрипящий стон, который я истолковал как желание присоединиться к нам в поедании сластей, что были на столе, однако домашние истолковали его иначе.

— Ой! — взвизгнула Марго, как будто ее укусили. — Он нападает!

— Джерри, будь осторожен, — сказала мама.

— Я не отвечаю за то, что я сделаю с этим мальчишкой, — сказал Ларри.

— Если ты останешься в живых, — сказал Лесли. — Да заткнись же ты наконец, Марго, ты только все ухудшаешь. Ты спровоцируешь эту проклятую тварь.

— Я могу визжать, когда хочу, — с негодованием ответила Марго.

Мои родные от страха так разгалделись, что не дали мне возможности вставить словечко. Теперь я предпринял попытку объяснить, в чем дело. Во-первых, сказал я, Павло не принадлежит мне, а во-вторых, он ручной, как собака, и мухи не обидит.

— Я не верю ни одному твоему объяснению, — сказал Ларри. — Ты стащил его из какого-нибудь треклятого цирка. Мы рискуем не только тем, что из нас выпустят кишки, но и тем, что нас арестуют за укрывательство краденого.

— Ну-ну, милый, — сказала мама, — дай Джерри объяснить.

— Объяснить? — переспросил Ларри. — Объяснить? Как можно объяснить присутствие огромного медведя в гостиной?

Я сказал, что медведь принадлежит цыгану, у которого есть Говорящая Голова.

— Что ты разумеешь под говорящей головой? — спросила Марго.

Я ответил, что это голова без тела, которая умеет говорить.

— Мальчишка спятил, — уверенно заявил Ларри. — Чем скорее мы сведем его к психиатру, тем лучше.

Все домашние к этому времени сбились в трепещущую кучку в дальнем углу комнаты. Я негодующе заявил, что мои слова — чистая правда и что в доказательство этого я могу заставить Павло танцевать. Я схватил со стола кусок торта, продел палец в кольцо на наморднике медведя и произнес те же приказания, какие произносил его владелец. Не сводя жадного взгляда с торта, Павло встал на дыбы и начал танцевать со мной.

— Ой, смотрите! — сказала Марго. — Смотрите, он танцует!

— Мне безразлично, пусть даже он ведет себя как целый кордебалет, — сказал Ларри. — Я хочу, чтобы эту треклятую тварь убрали отсюда.

Я просунул кусок торта через намордник Павло, и он с жадностью втянул его в рот.

— Право, он совсем милый, — сказала мама, поправляя очки и с интересом рассматривая медведя. — Помнится, у моего брата в Индии был когда-то медведь. Он был очень славным домашним животным.

— Нет! — в один голос сказали Ларри и Лесли. — Этому не бывать.

Я сказал, что так или иначе не смогу держать у себя медведя, ибо владелец отказывается его продать.

— Вот и прекрасно, — сказал Ларри. — Почему бы в таком случае не возвратить медведя его хозяину, если ты кончил свой эстрадный дивертисмент?

Захватив еще кусок торта в качестве приманки, я снова продел палец в кольцо на наморднике Павло и вывел его из дома. На полпути к маленькой долине я встретил хозяина Павло. Он был в смятении.

— Вот он! Вот он, разбойник! Я и представить себе не мог, куда он мог запропаститься. Обычно он всегда безотлучно при мне, вот почему я не держу его на привязи. Должно быть, ты очень ему понравился.

Я не мог покривить душой и сказал, что, по-видимому, Павло последовал за мной по той единственной причине, что увидел во мне поставщика шоколада.

— Фу-ты ну-ты! — сказал цыган. — У меня гора с плеч свалилась. Я опасался, что он ушел в деревню, это означало бы неприятности с полицией.

Я нехотя передал Павло его владельцу и с грустью смотрел, как они удаляются по направлению к своей стоянке под деревьями. Затем тронулся в обратный путь, не без трепета представляя себе, как предстану перед родными. Хоть я и не был виноват в том, что Павло последовал за мной, вся моя прошлая деятельность говорила не в мою пользу, и мне стоило немало труда убедить их, что на сей раз моей вины совершенно нет.

Наутро всецело в мыслях о Павло я тем не менее послушно отправился в город — что я делал каждое утро — к моему наставнику Ричарду Кралевскому. Это был человечек-гном со слегка сгорбленной спиной и большими, серьезными, янтарного цвета глазами, испытывавший поистине муку мученическую в безуспешных попытках научить меня уму-разуму. У него было два подкупающих достоинства. Во-первых, глубокая любовь к естествознанию (весь чердак его дома был занят огромным множеством канареек и других птиц, во-вторых, то, что какую-то часть времени он жил в мире грез, где всегда был героем. Свои приключения он поведывал мне. В них его неизменно сопровождала безымянная героиня, которую он называл просто Леди.

Первая половина утра была посвящена математике, и весь в думах о Павло я выказывал невиданную тупость, к величайшему ужасу Кралевского, который доселе был убежден, что уже познал всю глубину моего невежества.