Джеральд Даррелл - По всему свету [сборник]

— Мой милый мальчик, вы просто рассеянны сегодня, — серьезно сказал он. — Вы не способны понять простейшие вещи. Быть может, вы слегка переутомились? Сделаем кратенький перерыв, идет?

Эти кратенькие перерывы нравились Кралевскому не меньше, чем мне. Он уходил на кухню и, повозившись там недолго, возвращался с двумя чашками кофе и печеньем. Мы усаживались за стол, исполненные глубокой приязни друг к другу, и он принимался в красках описывать мне свои воображаемые приключения. Но в это утро он не получил такой возможности. Едва мы уселись поудобнее, прихлебывая кофе, я рассказал ему все про цыгана с Павло и Говорящей Головой.

— Это неслыханно! — сказал он. — Не из тех вещей, с какими ожидаешь столкнуться в оливковой роще. То-то, должно быть, ты удивился. Представляю себе.

Тут его глаза остекленели, и он впал в задумчивость, уставясь в потолок и наклонив чашку так, что кофе проливался на блюдечко. Было ясно, что мой интерес к медведю вызвал в нем усиленную работу мысли. Несколько дней назад я ознакомился с очередной порцией его воспоминаний о прошлом и теперь с нетерпением ждал, что будет дальше.

— В молодости, — начал Кралевский, бросив на меня серьезный взгляд, дабы убедиться, что я слушаю, — в молодости я, пожалуй, был чуточку легкомысленным. То и дело, видишь ли, попадал в беду.

Он усмехнулся своим воспоминаниям и смахнул крошки печенья с жилета. Глядя на его холеные руки и большие нежные глаза, трудно было поверить, что когда-то он был легкомысленным, но я из чувства долга сделал такую попытку.

— Одно время я даже подумывал о том, чтобы поступить в цирк, — продолжал он с видом человека, признающегося в детоубийстве. — Помнится, в деревню, где мы жили, приехал большой цирк, и я не пропустил ни одного представления. Ни одного. Я близко познакомился с циркачами, и они даже научили меня нескольким трюкам. Они говорили, что я бесподобен на трапеции. — Он застенчиво взглянул на меня, желая увидеть, как я отнесусь к такому заявлению. Я с серьезным видом кивнул, как будто в том, чтобы представить себе Кралевского в украшенном блестками трико на трапеции, не было ничего смешного.

— Хочешь еще печенья? — спросил он. — Да? Вот это правильно! Пожалуй, я тоже съем одно.

Жуя печенье, я терпеливо ждал, когда он возобновит свой рассказ.

— Так вот, — продолжал он, — пролетела неделя, и настал вечер последнего представления. Я бы ни за что не пропустил его. Меня сопровождала Леди, моя молодая подруга, она желала посмотреть это представление. Как она смеялась выходкам клоунов! И восхищалась лошадьми. Она и думать не думала, что вскоре случится нечто ужасное.

Кралевский достал тонко надушенный платок и промокнул им влажный лоб. Он всегда чуточку нервничал, когда доходил до кульминационного пункта рассказа.

— В заключительной сцене, — сказал он, — выступал укротитель львов. — Тут он выдержал паузу, дабы я усвоил вещий смысл сказанного. — У него было пять зверей. Огромные нубийские львы с черными гривами, только что из джунглей — так он мне сказал. Мы с Леди сидели в первом ряду, откуда арена просматривалась как нельзя лучше. Тебе приходилось видеть клетку, которую сооружают на арене для выступления со львами? Так вот, в самый разгар выступления одна из ее секций, очевидно плохо закрепленная, рухнула внутрь. К нашему ужасу, мы увидели, что она упала на укротителя, сбила его с ног и он потерял сознание. — Кралевский опять выдержал паузу, нервно отхлебнул кофе из чашки и снова вытер лоб.

— Что было делать? — риторически вопросил он. — Перед нами было пять огромных рычащих львов, а рядом со мной Леди. Я быстро соображал. Если Леди можно спасти, то лишь одним-единственным способом. Схватив трость, я вспрыгнул на арену и вошел в клетку.

Я издал невнятные, едва слышные звуки в знак восхищения.

— За ту неделю, что я бывал в цирке, я с особой тщательностью изучил метод укротителя львов и теперь благодарил за это счастливое созвездие, под которым родился. Рычащие звери на пьедесталах возвышались надо мной, но я смотрел им прямо в глаза. Человеческий глаз, знаешь ли, обладает огромной силой над животными. Медленно, вперив в них пронзительный взгляд и выставив вперед трость, я подчинил львов своей воле и мало-помалу вытеснил их с арены и загнал в клетку. Ужасную трагедию удалось предотвратить.

Я сказал, что, надо полагать, Леди была ему благодарна.

— Именно так. Именно так, — с довольным видом подхватил Кралевский. — Она даже сказала, что я выступил лучше, чем сам укротитель.

А что, поинтересовался я, приходилось ли ему видеть танцующих медведей, когда он бывал в цирке?

— Там были самые различные животные: слоны, тюлени, дрессированные собаки, медведи, — щедро перечислял Кралевский. — Там было все.

В таком случае, сказал я осторожно, не хочет ли он пойти посмотреть танцующего медведя? Это недалеко отсюда, и, хотя это вовсе не цирк, мне кажется, ему будет интересно.

— Ей-Богу, это идея, — сказал Кралевский. Он достал из кармана жилета часы и взглянул на них. — Десять минут, ладно? Так, чтобы хорошенько проветриться.

Он взял шляпу и трость, и мы, сгорая от нетерпения, двинулись по узким многолюдным улицам города, насыщенным запахами фруктов и овощей, сточных канав и свежеиспеченного хлеба. Расспросив нескольких ребятишек, мы установили, где владелец Павло дает представление. Это был большой, скудно освещенный сарай позади одного магазина в центре города. По пути туда я занял у Кралевского немного денег и купил палочку липкой нуги: мне казалось, что я просто не могу явиться к Павло без гостинца.

— А, друг Павло! Добро пожаловать! — сказал цыган, когда мы появились в дверях сарая.

К моему восхищению, Павло узнал меня и шаркающей походкой вышел к нам, издавая тихое ворчание, затем встал передо мной на дыбы. Кралевский отступил назад, несколько поспешно на мой взгляд, если вспомнить его богатый цирковой опыт, и крепче сжал в руке трость.

— Будь осторожен, мой мальчик, — сказал он.

Я угостил Павло нугой, и когда наконец он с чавканьем оторвал последний кусок липкой сласти от зубов и проглотил его, он удовлетворенно вздохнул, лег и положил голову между лап.

— Хотите посмотреть Голову? — спросил цыган. Он сделал жест в сторону задней стены сарая. Там стоял простой стол из сосновых досок, а на нем квадратный ящик, обтянутый тканью.

— Постойте, — сказал цыган, — я зажгу свечи.

На верху ящика, прилепленные талым воском, стояли штук двенадцать больших свечей, и он зажег их, так что язычки пламени, вспыхивая и пригасая, разгорелись трепетными огоньками, от которых плясали тени в сарае. Затем он подошел к столу и постучал по нему своей палкой с крючком.

— Голова, ты готова? — спросил он.