М. Эльберд - Воспоминания охотничьей собаки

— Зато сейчас знаю! Понимаешь, обязательно снова выйдет замуж. Красивая она. Молодая. На девять лет моложе меня.

— А может, и не выйдет.

— Выйдет!! Как же не выйдет?! Нет, не могу…

— Успокойся. Ничего с тобой не сделается. Работай.

— Нет! Как это… Стреляют в живых людей! В женатых!

— У нас пока еще никого не подстрелили.

— А говорят, тебя самого ранили несколько лет назад.

— Чепуха! Слегка задели.

— Ага-а! То-то же! Нет, не буду я у тебя шофером. Пускай другой дурак эту баранку крутит! Бензин в машине, машина в гараже, ключи от машины и гаража — вот. Бери.

Хасан вынул из кармана связку ключей и отдал Лесничему.

Долго размышлять о непонятных человеческих взаимоотношениях я не стала. Моя бедная голова была занята, главным образом, мыслями о старом кабане, многократно стрелянном и кусанном, сумевшем и на этот раз обмануть смерть.

Сегодня он задал хорошую загадку и мне, и людям. Столько времени пролежать в беспамятстве, а потом очнуться в самый удачный момент! А если он очнулся раньше и просто выжидал? У-у-у! Шерсть становится дыбом, как подумаешь о необъяснимой его силе и живучести!

Неужели такая добыча не по зубам лучшей собаке предгорных лесов? Неужели знаменитой Картечи, при имени которой трепещет весь звериный народ, так никогда и не удастся выгнать заколдованного вепря на искусного, не знающего промаха стрелка?

Этого кабана знал Палыч. Знал его и Лесничий. Знали все собаки. И, кажется, никто уже не верил, что когда-нибудь увидит его внутренности.

Свирепый лесной выродок получал разные клички: «Вездеход», «Губернатор», «Генерал» и даже «Охотинспектор». Потом, наконец, за ним закрепилось менее уважительное и, по-моему, не совсем точное прозвище «Дырявый». (Один из егерей утверждал, что как-то заметил на просвет его левое ухо, пробитое чьим-то жаканом двенадцатого калибра. Дыра в ухе — большая, круглая, — и правда, была, но как егерь определил калибр пули и ее тип, я не знаю.)

Спустя несколько недель после приключения с браконьером, Дырявый снова был у нас с Лесничим почти что в зубах.

Наш кабан, вероятно, ходил с больной головой, — чуть тронулся в результате последнего ранения — вот и угораздило его попасть в ловушку.

Кабанья ловушка — круглая загородка, этакий дворик в чаще леса, делается из частокола жердей, иногда, если жерди тонкие, укрепляется еще и проволочной сеткой. С одной из сторон — гостеприимно поднятая параллельно земле дверь, внутри — щедрое угощение, состоящее из кукурузных початков и картошки. Старые подозрительные самцы редко попадаются на эту удочку.

Зато молодые свиньи и поросята обманываются легко. Целыми семьями заходят они во внутрь загородки, цепляются за натянутую в центре проволоку, дверь падает — и гости уже не могут покинуть место пиршества без помощи хозяев. А хозяева подставляют ящик за ящиком к закрытой дыре и другой части ограды, открывают дыру, затем взбираются на частокол и поднимают шум. В панике мечется глупая свинота по ловушке и заскакивает поодиночке в ящики. Куда-то их всех потом увозят на грузовой машине. Говорят, переселяют в далекие неизвестные леса.

Лесничий, я и егерь этого участка приехали посмотреть на пленников ловушки.

О, Мазитха, бог кабардинского леса! О, Апсаты, бог балкарской охоты! Внутри частокола сидит в грязной луже Дырявый! Мечется взад-вперед еще целая гурьба его мелких соплеменников. Вся земля, недавно освободившаяся от снега, истоптана в хлюпкое черное месиво.

— Смотри! — закричал егерь. — Дырявый попался!

— Вижу, — ответил Лесничий. — Не ожидал я, что он сваляет такого дурака на старости лет.

— Валлаги, до чего же страшный! А в ухе у него, и правда, дырища… На клыки, на клыки погляди! Ты думаешь, он полезет в ящик?

— Не полезет, — после некоторого раздумья сказал Лесничий. — Да у нас и нет ящика по его размерам.

Я очнулась от минутного оцепенения и взялась за свои обязанности — стала прыгать на сетчатую дверь и лаять. Сетка висела на толстой дверной раме, перехваченной поперек несколькими жердями, между которыми могла протиснуться только кошка. Сквозь проволочную ячею я видела, как Дырявый медленно вышел из лужи. Мутная жижа стекала с него ручьями. Вепрь грозно рявкнул и, клацая клыками, подскочил к сетке. Лесничий и егерь инстинктивно отпрянули. Я тоже.

— Это как же с ним возиться с таким… с таким… — егерь никак не мог найти подходящего слова.

— Пристрелить, что ли? — перебил Лесничий. — Вот бы чучело получилось!

А я все лаяла: «Теперь не уйдешь, образина дырявая! Теперь тебе конец!».

Однако ни торжества, ни удовлетворения не было в моей душе. Я даже злилась на кабана за то, что он так глупо влип. Значит, не станет он моим трофеем, не исполнится мечта стольких лет моей жизни…

Дырявый вдруг разбежался и мощным тараном врезался в дверь. Частокол затрясся. В верхней части кабаньего лба заметен был свежий продолговатый шрам — память о браконьерской пуле, которая вошла в голову под утлом, покорежила кожу, сало и мясо, но так и не пробила черепную кость. Конечно, по мозгам получил он крепко. Было от чего грохнуться наземь и на какое-то время забыть, что у тебя еще есть они, мозги эти самые…

— Картечь! Слышишь, Картечь! — заорал испуганный егерь. — Замолчи! Хватит лаять! Зверь уже как бешеный!

Лесничий затолкал меня в машину и запер в ней.

А Дырявый снова атаковал дверь. Я слышала, как трещали жерди и лязгала сетка, видела через ветровое стекло, как окровавилось рыло секача и как сломался один его клык.

— Стрелять, что ли, спрашиваю?! — крикнул Лесничий. — Сетка уже разошлась, видишь! Сломает пару жердей и…

— Нет, не надо! — егерь взялся рукой за карабин Лесничего. — Его нельзя убивать. — В голосе егеря звучали нотки какого-то суеверного ужаса. — Дырявый специально влез в ловушку. Он умный, он знал, что в ловушках не убивают! Не надо!! Убить Дырявого нельзя!!

Лесничий тянул к себе карабин, но егерь цепко держался за ствол. Я охрипла от истерического лая…

Секач еще дважды вламывался в дверь, а на третий — с хрустом протиснулся в слишком узкий для его туши пролом и не очень быстро побежал к зарослям чагарняка. Он слегка покачивался на ходу. С его морды падали клочья кровавой пены. Визгливая гурьба мелких свиней проворно просочилась наружу и бросилась врассыпную.

— Вот тебе и Дырявый, — проговорил Лесничий.

— У него, клянусь, особая судьба! — извиняющимся тоном сказал егерь.

Я была с ним согласна…

В нашем пруду за Чагарняковой балкой уже несколько дней ловят рыбу. Даже не ловят, а просто вычерпывают, предварительно спустив из пруда почти всю воду. Палыч ходил помогать, а потом простудился и уехал домой в пригородное село.