Святослав Сахарнов - Рассказы и сказки

— Вас ждут! Вон, сзади.

Мама обернулась, и в ту же минуту, отпустив руку какого-то мужчины, к ней на шею кинулся Вовка.

Через два дня к иркутскому вокзалу подкатил, сияя стеклом и зеленью вагонов, скорый поезд.

По ступенькам поднялись мама с Вовкой. Следом втащил чемоданы Фёдор.

Паровоз дал гудок. Поезд тронулся.

За окном проплыли перронные столбы, светофор, городские дома. Потянулись новостройки, блеснула река с белым полукольцом плотины.

Когда поезд проходил мимо Курятни, Вовка выглянул в окно. Бульдозеры продолжали сносить посёлок. Они подошли уже к самому базару. Но в том месте, где жил Степан-Григорий, ещё стояли бараки и чёрные избы. Они щетинились кольями заборов, громоздили вокруг себя ограды, сараи, клети.

Поезд прибавил ходу, повернул в сторону, и Курятню закрыл зелёный бегучий частокол елей.

— Так, может, нам билеты взять вместе? — предложил в Иркутске Фёдор, и мама согласилась.

— Если бы не вы… — без конца повторяла она.

Больше всех был доволен попутчиком Вовка.

— Дядя Фёдор, — шептал он маме, — машинист, он краном как рукой работает: любую мелкоту — чемодан, картонку — может подцепить!

При слове «картонка» мама улыбнулась.

Картонка… Вовка не находил себе места. Как там Мурзик?

Картонка стояла под лавкой.

В купе, кроме мамы, дяди Фёдора и Вовки, ехал ещё один пассажир. Он был неразговорчив, толстонос и, несмотря на жару, обут в серые высокие валенки.

«Зачем они ему?» — удивлялся Вовка.

Поезд, отъехав от Иркутска, помчался сначала по берегу Ангары, а затем — Байкала, громадного, как море, озера, окружённого горами.

Вагон то нёсся почти у самой воды, то врывался в тёмные, полные паровозного дыма туннели.

— Первый… второй… третий… — считали их Вовка с Фёдором.

Толстоносый не считал вслух туннели и не восхищался озером-морем. Когда стемнело, он стянул валенки, аккуратно поставил их под лавку и лёг.

— Хрр-р… хрр-р… — раздалось через минуту.

Федор покосился на маму и ткнул его кулаком в бок. Толстоносый недовольно хрюкнул, отвернулся к стене, натянул на голову одеяло.

Мама пожала плечами и вышла в коридор.

Вовка моментально нырнул под лавку.

Картонка стояла в самом дальнем углу. Он пошевелил её. Тихо. Приподнял крышку, осторожно сунул руку внутрь…

Пусто!

Вовка вылез из-под лавки, скрючился у окна и до самой ночи ни с кем не разговаривал.

Разбудила его утренняя возня в вагоне.

Поднялись все. Мама, напевая, хлопотала у столика. Фёдор, в одной тельняшке, с полотенцем на шее, приседал в проходе между лавками. Толстоносый лёжа завязывал шнурки галифе.

Потом он сел и спустил ноги с полки.

— Подвинься, мальчик!

Вовка подвинулся и при этом задел лежавшие на полу валенки.

Толстоносый что-то проворчал, сгрёб валенки в охапку и начал их надевать.

Стоя на одной ноге, он старался попасть второй в голенище.

Вагон качало.

Раз — мимо. Два — мимо. Три!.. Толстоносый с размаху сунул ногу в валенок и дико заорал.

Все вскочили. Мама уронила нож и, побледнев, спросила:

— Что случилось?

Толстоносый с визгом прыгал по купе. На его ноге болтался надетый до половины валенок.

— Стоп!

Фёдор поймал толстоносого за ногу и толчком усадил его на лавку.

— Перестаньте орать, — сказал он. — Вас что, укусили?

— Да-да… Не знаю… Там, там! — Толстоносый, задыхаясь, указывал пальцем на валенок.

Фёдор сорвал валенок с ноги, сунул внутрь руку и немедленно выдернул её…

Вытряхнуть таинственное существо из валенка оказалось невозможным.

Тогда Фёдор достал из кармана складной нож и вопросительно посмотрел на толстоносого. Тот уныло кивнул.

Острым, как бритва, лезвием Фёдор распорол валенок. Из него вывалился на пол, стуча иглами, ёж.

— Мурзик! Мурзинька, Мурзик! — радостно повторял Вовка, осторожно беря ежа на руки. — Не убежал! Здесь остался!

Еж тыкался ему в ладони шелковистым тёплым рыльцем, доверчиво похрюкивая.

— Откуда эта зверюга? — удивился Фёдор.

И только мама, вместо того чтобы ахать, рассмеялась.

Вовка понял, что его тайна раскрыта.

— Вова, — кончив смеяться, сказала мама, — а где моя шляпа?

О смятой шляпе разговаривать было опасно. Вовка молча начал устраивать ежа на старом месте — в картонке.

— Понимаешь, — сказал он немного погодя, — твоя шляпа в чемодане. Я потом её покажу.

Сидя в углу, толстоносый натягивал на ногу разрезанный донизу валенок.

— Выкинули бы вы их, — сказал Фёдор. — Лето. Для чего вам они? Не на Север едете.

— Куда надо, туда и еду, — огрызнулся толстоносый. — Никого мои дела не касаются. Еду, и всё. Милиции здесь нет — я бы вам показал, как в поезде зверей возить. Ну ничего, сейчас он у вас полетит в окно!

Толстоносый ушёл и вскоре вернулся вместе с начальником поезда. В купе все притихли.

Начальник строго посмотрел на пассажиров.

— Вот это самое место, — жалобно объяснил ему толстоносый.

Начальник важно кивнул.

— Разрешаю, — сказал он, повернулся и вышел.

— Мама, что он разрешает? Выбросить Мурзика? — прошептал Вовка.

— Наверное, нас, — серьёзно и тоже шёпотом ответила мама.

Фёдор молчал, ожидая, что будет дальше.

Толстоносый свернул постель, достал из-под полки свой чемодан.

— Счастливо оставаться! — буркнул он и вышел.

— Володя, — сказала мама, — к нам, наверное, посадят новых пассажиров. Убери из-под лавки наши вещи.

Вовка забрался под лавку и начал выталкивать оттуда чемодан с картонкой.

Вытолкнув их, он вылез, отряхнул штаны и поднял голову.

На том месте, с которого он только что встал, сидела девочка с огромным бантом на голове.

Вовка был потрясён. Он открыл рот, хотел спросить маму, откуда взялась девочка, но только выдавил из себя:

— О-о-о-о…

— Он хочет сказать, что его зовут Вова, — объяснила мама. — А как зовут тебя?

Девочка поджала губы и покосилась на дверь. В дверях стоял начальник поезда и с кем-то вежливо разговаривал.

— Не беспокойтесь, я обещаю, — сказал начальник поезда, — при первой возможности у вас будет место в мягком вагоне. А пока…

Он сделал шаг в сторону. В купе, держа на весу новенький чемодан, вошёл военный. Вовка от испуга даже закрыл глаза.

— Здравствуйте, — сказал военный и мягко, без стука поставил чемодан.

Вовка приоткрыл глаз. На военном была чёрная тужурка, расшитая золотом, на рукавах горели золотые лычки, на козырьке фуражки поблёскивали золотые дубовые листья. На груди военного красными, зелёными, синими огоньками горели орденские ленточки.