Марк Гроссман - Веселое горе — любовь.

И тогда они снова поскакали в долину и провели ночь у костра Рицы.

Днем братья уезжали на охоту, а вечером пастушка варила им дичь и чинила их платье.

Однажды, в конце весны, они сидели у костра и Рица пела. Шелест травы, и лепет ручьев, и звон ветерка — все было в этой песне.

Горы молчали, слушая Рицу, облака замерли в небе, и туры застыли на утесах.

Если бы они знали, к чему приведет песня!

Ползли и скрипели по горам, как осыпи, слухи о Геге и Юпшаре. Чернобородые братья жили разбоем, угоняли стада горцев к берегу моря.

В тот самый час, когда пела в долине Лашипсе красавица Рица, разбойники сидели у костра, ели баранину, и пили вино, и курили табак.

И вдруг трубка выпала из рук старшего брата Геги. И из рук Юпшары тоже выпала трубка. Они услышали голос Рицы.

Взвились на дыбы их кони и понесли седоков по горам и лесам к изумрудной долине Лашипсе.

Среди деревьев осадил коня Гега и посмотрел сквозь ветви. И он увидел у костра трех юношей и девушку.

— Я убью мальчишек, — прошептал Гега брату, — и мы возьмем красотку себе, чтоб коротать с ней горные ночи.

— Погоди, брат, — ответил Юпшара, — мужчины собираются в путь. Девушка достанется нам без боя.

И они стали ждать.

Уже звезды затеплились в небе и уже потускнели они, тая от рассвета, а Рица все пела. И три брата не садились в седла, — не могли уехать от песни.

Наконец замолчала пастушка, и вскоре заплясали под седоками кони. Вот уже звук копыт затих в горах и выпрямилась трава, которую смяли ноги коней.

И тогда скакуны вынесли разбойников к костру Рицы. Она думала, что вернулись друзья, и счастливая улыбка тронула ей губы.

Гега спрыгнул с коня, — и забилась в его железных объятиях Рица. Увидела она перед своим лицом черную бороду и глаза, налитые кровью, и над горами понесся крик тоски и отчаянья.

Но не услышали Рицу ни Агепста, ни Ацетук, ни Пшегишха. Далеко в горы унесли их кони, густой лес заслонял звуки, бурные реки кипели на камнях — и шум воды тоже заглушал крик Рицы.

Братья продолжали ехать дальше.

Снова закричала в руках разбойников девушка. И снова ничего не услышали братья.

Тогда сорвался с утеса старый ворон и полетел вслед братьям. Громко закаркал он над их головой.

Но не поняли его языка юноши.

Тогда травы и кусты стали цепляться за ноги коней и сдерживать их бег.

«Наши скакуны застоялись в долине», — подумали охотники.

Тогда закипели ручьи, запенились, и даже камни, дробясь под копытами коней, закричали о беде. И дикая серна металась перед мордами лошадей.

Заволновался наконец Агепста, нахмурился и сказал:

— Братья, случилась беда. Сестра наша в опасности.

Как горная буря — через шиповник, по каменным тропам, не разбирая дороги, неслись они к долине, где кричала в руках жестокого Геги девушка Рица.

И, услышав топот их коней, кинулся Юпшара на помощь брату, чтоб посадить Рицу в седло.

А горы уже тряслись от топота скакунов, и деревья клонились к земле от ветра, — юноши летели к своей сестре Рице.

Обернувшись, Гега увидел братьев. Бежать с девчонкой было поздно!

Заскрипев зубами, Гега высоко поднял Рицу и кинул ее в холодные воды Лашипсе. — «Пусть никому не достанется!».

Потом вскочил на коня и ударил его шпорами. Вслед за ним взлетел в седло Юпшара.

Но запели в воздухе три стрелы, выпущенные из трех луков, и на полном скаку вылетели разбойники из седел, ударились о землю и в тот же миг превратились в злые кипучие реки.

Пришпорили юноши коней и кинулись в долину. Увидели: нет долины и нет Лашипсе, а разлилось вместо них изумрудно-зеленое бездонное озеро. Это их Рица, не стерпев позора, стала озером.

И тогда окаменели они от горя, застыли горами, подняв к синему небу Кавказа гордые головы.

Так и стоят до сих пор Агепста, Ацетук и Пшегишха, охраняя Рицу, и несется из озера, догоняя Гегу, Юпшара...

Старик замолчал, отер со лба пот и, жадно затянувшись из трубки, стал задумчиво смотреть на костер.

Я тихонько взглянул на Витьку и заметил, что глаза у него стали красные и все тело напружено, как лук с натянутой тетивой.

— Тебе не холодно, Витя?

— Ну да — озяб, — сказал он, поеживаясь, хотя в другое время такой вопрос мог его обидеть.

Уже засыпая, я слышал, как Витька ворочался на зеленом ложе, чуть-чуть вздыхал, думая о чем-то своем. Но мне казалось, что я понимаю его.

Неожиданно он приподнялся на локтях и шепотом спросил старика:

— А почему, дедушка Аргун, не всегда замерзает Рица зимой?

— А?.. Что?.. Почему не замерзает Рица? Потому, внучек, что слезы и горе любви могут растопить даже лед.

...Я проснулся до восхода солнца. Дедушка Аргун спал спокойным тихим сном.

Витька лежал по-прежнему на спине, смотрел усталым взглядом в небо, и мне подумалось, что он совсем не спал в эту ночь.

— Пошли к Рице, — тихо сказал он мне. — Сейчас интересно поглядеть на нее.

От его голоса проснулся пастух и, поеживаясь от утреннего холода, украдкой взглянул на плетенку, вздохнул и закурил свою трубочку.

— Пойдем, — согласился я.

Дедушка Аргун идет с нами вверх, на самую макушку Рыхвы. Здесь он привязывает к старому грабу свою лошадку и догоняет меня.

Витька немного задержался у граба. Может быть, он решил напиться из ручейка, протекающего неподалеку, или обтереться ледяной водой?

Он догоняет нас почти у самого озера. Еще несколько минут — и мы видим сквозь пихтарник изумрудные воды Рицы.

Спешим скорее на берег, и в эту минуту солнце всплывает над горами.

Мы все застываем от восхищения. Зеленые воды озера и крутые склоны над ними частью освещены солнцем, а частью скрываются еще в предрассветной темноте.

На севере, западе и юго-западе от Рицы высятся каменные головы Агепсты, Ацетука и Пшегишхи.

Дедушка Аргун стоит, опершись на палку, и пристально смотрит на легкие волны озера. Что он хочет разглядеть в их бездонной изумрудной глубине?

Наконец надевает баранью папаху и говорит:

— Я пойду. Мне надо спешить, дети мои. Спасибо за ночь, которую мы провели вместе.

Старик еще немного переминается с ноги на ногу, будто хочет сказать что-то важное, о чем-то попросить нас, но вздыхает и молча уходит.

Витька даже не поворачивает головы в его сторону. Он стоит, как завороженный, только изредка косится на воды Юпшары, вырывающиеся из озера.

Дробный перестук копыт выводит меня из задумчивости. Это, верно, отправился к стаду дедушка Аргун. Но мне почему-то кажется, что конь топчется на месте. Может, пастух все-таки забыл нам сказать что-нибудь важное, о чем-то спросить?

«Ах, да, — голуби!» — вспоминаю я.

Оборачиваюсь к Витьке и вижу, что руки его пусты.

— Неужели ты забыл Чайку и Дельфина у ручья?

Витька не отвечает.