Марк Гроссман - Веселое горе — любовь.

Вечером Аркашка постучал в Колькину дверь, но почему-то ему долго не открывали. Наконец на пороге появилась Колькина мать.

— Не надо бы тебе сегодня заходить, Аркаша, — сказала она шепотом. — Больно плохо Коленьке-то. Да и заразиться можно...

— Воспаленье — это незаразное, — не очень твердо заявил Аркашка и прошел в комнату.

Они сидели у кровати молча — Аркашка и Колькина мать — и слушали, как Колька тяжело дышал и бормотал что-то непонятное о кошках, и еще о железной гайке, и еще о какой-то девчонке из пятого «А» класса.

Мать сидела, уронив голову в ладони, и широкие худые ее плечи вздрагивали так, будто их кололи иголками.

Аркашка тоже сидел, чуть не плача, думал, думал, — и ничего не мог придумать. Только одно было у него в голове, что надо достать пенициллин. А как его достать, когда нет денег?

И он сидел и думал так, что даже голова начала трещать.

— Ладно, тетя Маша, — заговорил он наконец, так ничего и не решив. — Что-нибудь мы все же придумаем. Вот увидишь.

Когда Колькина мать вышла на кухню, Аркашка что-то долго бормотал себе под нос, как будто спорил с самим собой. Наконец, вздохнув, он тихонько полез к Кольке под подушку и вытащил рецепт. Уныло повертев его в руках, Аркашка засунул рецепт в карман и пошел прочь из комнаты.

Прошло две недели. Колька уже поправился, температура у него давным-давно спала, и сейчас он сидит на полу, на цветном половичке, и строгает доску для самоката.

— Ты где денег брал на лекарство? — спрашивает он у Аркашки, сидящего за столом и наблюдающего за его работой.

— Ладно, достал... — хмурится Аркашка.

— Нет, ты скажи!

— Краснобантовых продал, — говорит сквозь зубы Ветошкин, и у него отчего-то даже начинает щипать сердце.

Колька недоверчиво смотрит на Аркашку, складывает губы в ехидную улыбку и вдруг громко смеется:

— Врешь!

— Ничего не вру, — говорит Аркашка, пристально рассматривая какое-то пятнышко на стене.

Колька несколько секунд молчит, строгая доску. Потом скребет в затылке и заявляет:

— Ну и дурак!

— Это почему же — дурак?

— Из-за такой ерунды краснобантовых продавать! Чистый дурак.

Аркашка уходит от Кольки, огорченно думая, что Три Глаза очень неприятный человек, который вечно шарит глазами по чужим крышам и сует свой нос туда, куда его совершенно никто не просит.

— Ну, как стоишь? — проворчал Пашка, неодобрительно посмотрев на совсем маленького юнгу в самодельной безрукавке-тельняшке. — Тоже Аника-воин!

«Аника-воин» поспешно вытянул руки по швам, выгнул грудь колесом и вопросительно заглянул главнокомандующему в глаза.

— Так точно! — выпалил он все известные ему воинские слова и оглянулся на юнг, ожидая поддержки.

Но те только иронически вздыхали.

— Ну ладно, в другой раз стой орлом и не болтай руками. Играть тоже серьезно надо.

Мальчонок с готовностью закивал головой.

— Значит, какой приказ? — поспешно переспросил он.

— А вот какой, — сказал Пашка, поднеся планшет с прозрачной боковинкой к самым глазам мальчишки. — Видишь вот тут кроки местности [31] Кроки — на глаз набросанный план местности. ? Это Заречная улица. А здесь — дом три.

— Ага. Вижу.

— В семнадцать ноль-ноль пролезешь через дыру в заборе и подкрадешься к штабу врага. Будешь глядеть и слушать. И никаких записей. Как в настоящей разведке.

— А что я там увижу? — поинтересовался почти необученный агентурный разведчик. — Геньку, что ли, Каменца?

— Геньку, Геньку! — передразнил кто-то из юнг. — Какой он тебе Генька? Он теперь гофмаршал Генри Джо. А ты уже не Вовка Карякин, а агент шесть-бе-два. Запомнил?

— А то нет! — весело отозвался Вовка.

— Повтори!

— Пролезть в забор, — бодро начал агент шесть-бе-два, — потом — на чердак, где у них штаб... И ничего не записывать... И вернуться...

— Если живой останешься, — уточнили юнги.

— Если живой останусь! — радостно подтвердил Вовка Карякин.

Дело заключалось в том, что Красное Морское Братство объявило войну нахальному Государству Рыжих Акул. Правда, противная сторона называла себя совсем по-другому — «Боевые Ястреба́», но суть не в этом.

Суть вот в чем.

Как-то Аркашка Ветошкин осадил и загнал в голубятню превосходную маленькую «чайку» с бантом на груди. Но тут во двор к нему прибежали Васька Шеремет и Мишка — «Один нос — на троих рос» — оба с Заречной улицы. Они потребовали отдать голубку.

Аркашка отказался потому, что нет такого закона — отдавать ловленных голубей. Тогда Васька и Мишка отняли у него птицу и вдобавок легонько надавали по шее.

Аркашка обо всем рассказал юнгам, только про шею ничего не сообщил.

Совет Старых Юнг решил направить парламентера к рыжему Геньке Каменцу — главному на Заречной. Требования были самые легкие: вернуть голубку и пристыдить Ваську и Мишку.

Генька выгнал парламентера и еще пообещал в следующий раз наподдавать ему «горячих».

Совет, ожидавший своего посланника в дровяном сарае, просто онемел от возмущения. Но уже вскоре было принято единственно правильное решение. Семка Букин, у которого прекрасный почерк, написал на странице в клетку объявление войны, где враги уже назывались Рыжими Акулами и им угрожали местью.

Левка Гершман, лазавший по деревьям, как обезьяна, получил приказ отнести бумагу лично гофмаршалу Генри Джо и получить от него расписку.

Расписку Генька Каменец выдал, но предупредил Левку Гершмана, что плененные юнги будут повешены им, Генькой, на стеньгах, брам-стеньгах и бом-брам-стеньгах, как того якобы требуют их собственные морские законы.

Так была объявлена война.

На улицах сбегались, как муравьи, мальчишки, о чем-то неслышно шептались и рассыпались в разные стороны.

Вечером собрался Совет, чтоб выработать план боя. Мешало только одно: не было агентурного разведчика шесть-бе-два, или, по-другому, — Вовки Карякина.

— Может, его уже на рею вздернули? — сказал в раздумье Фимка Русин, проверяя автоматический двадцатизарядный пистолет собственной конструкции. — От них все ждать можно, от Рыжих Акул...

Пашка хмуро посоветовал:

— Не сей панику, главинж.

Ефиму Русину не зря было присвоено звание главного инженера. Во всей школе никто не мог лучше сделать модель самолета с резиновым моторчиком или организовать великолепный химический фокус, подбросив в чернильницы девчонкам карбидного порошка. У Фимки уже кое-что было придумано в области фортификации, и он только ждал начала Совета, чтобы поразить его членов прекрасными идеями, почерпнутыми из учебника физики для седьмого класса.

Но вот во дворе, где собрались почти все юнги поселка, послышался сначала сильный шум, а потом торжествующий рев Красного Морского Братства.