Марк Гроссман - Веселое горе — любовь.

Юнги не обратили никакого внимания на моих дочерей. Пашка окинул взглядом свою морскую гвардию и заявил непоколебимо, не допуская возражений:

— Так мы пришли слушать про голубей.

Я уже знал через специальных вестовых, что мальчишек интересует один из фронтовых эпизодов, о котором я как-то упомянул в разговоре.

— Ну что ж, — согласился я. — Расскажу вам о разведчиках Ване и Жене и о голубях, которых они назвали Чук и Гек.

В это время Леночка вошла в комнату с целой грудой блюдечек и чашечек и стала расставлять их возле гостей.

Тогда Пашка сказал ей:

— Иди-ка ты, малявка, в куклы играй. Видишь, люди делом заняты.

Леночка пожала плечами, поглядела в потолок и сказала потолку:

— Противные мальчишки.

Из этого нетрудно заключить, что и ей когда-нибудь тоже будет шестнадцать лет.

— Так вот, — начал я, когда в комнате опять воцарилась тишина. — Было это, ребята, в лесах и болотах под Старой Руссой в самый разгар боев. Уже в июле сорок первого года мы остановили здесь врага и, закрепившись, сами стали переходить в контратаки.

В тылу у противника разворачивали боевые действия наши партизаны. Иногда они перебирались через линию фронта и сообщали командованию Красной Армии о силах и намерениях врага.

Однако тогда эта связь была еще плохо налажена — от случая к случаю. Раций многие отряды не имели.

В середине августа командующий одиннадцатой армией получил сведения, что в районе реки Ловать перейдут линию фронта храбрые партизанские разведчики братья Костровы.

Редакция поручила мне встретиться с ними и написать очерк в газету.

Я вышел к Ловати с работниками армейской разведки, очень смелыми и неразговорчивыми людьми, которых давно знал. Оба мои спутника несли по чемоданчику, курили одну папиросу за другой и молчали.

Ночью, когда мы достигли Ловати, выяснилось, что Костровы линию фронта не перешли. Что случилось?.. Неужели их схватили немцы?.. А может, братья подозревали, что за ними следят и, стараясь запутать врага, колесили по лесу? Все может быть...

Майор-разведчик пристально посмотрел на своего товарища и спросил:

— Что скажешь, капитан?

— Надо идти.

— Надо.

Больше они не проронили ни слова.

Мне стало ясно: командиры решили двигаться навстречу Костровым через линию фронта. Конечно же — были срочные дела, и следовало как можно скорее встретиться с братьями.

Я на один миг подумал: «А зачем мне идти?» — и сразу стало стыдно. «Как же так? А очерк для газеты? Не могу же явиться в редакцию с пустыми руками!».

Майор выстрелил в воздух двумя красными и двумя зелеными ракетами, и мы прилегли на жухлой травке в кустах.

Неподалеку, глухо вздыхая, гнала желтые воды Ловать. Земля на всем берегу была изрыта снарядами и бомбами; кустарник, в котором мы укрывались, тоже посечен осколками и пулеметными очередями.

На той стороне реки, по гребню небольших высот, змеились траншеи противника, горбились редкие дзоты.

Немцев не было видно. К этому времени они уже понесли большие потери, были напуганы нашими снайперами и разведчиками и старались не высовывать головы из окопов.

Во второй половине ночи, в кромешной тьме, мы вошли в черную тяжелую воду и тайно поплыли на противоположный берег. Разведчики гребли правыми, а в левых, высоко поднятых руках держали свои маленькие чемоданы.

Ни один выстрел, ни одна ракета не помешали нашему передвижению.

Мы вышли на берег и, не выжимая мокрой одежды, спешно тронулись в путь. Нужно было проскользнуть между двумя немецкими полками на крошечном кусочке, земли, которую не охранял враг. Я старался на всякий случай по возможности запомнить дорогу.

Мы шли не дыша по редкому пока лесу, сжав пальцы на рукоятках ножей. Если наткнемся на врага — дорого продадим свою жизнь.

Майор и капитан не раз уже бывали здесь. Они шли тихо, но уверенно, а я то и дело натыкался на сучки и ветки. Но некогда даже было утереть пот на лице, — боялся отстать от товарищей.

Где-то неподалеку слышались приглушенные голоса немцев, ржанье лошадей, тихое гуденье моторов.

И мне показалось, что я испытываю чувство превосходства над врагом: вот они, немцы, ничего не знают о нас, а мы идем у них за спиной, неся им пораженье, и родная земля хранит своих людей.

Около трех часов ночи капитан, шедший впереди, тихонько засвистел, — и в то же мгновение послышался такой же ответ из глубины леса.

Мы встретились с какими-то людьми, которых нельзя было даже приблизительно разглядеть в темноте, и вместе стали продолжать путь.

До рассвета оставалось еще около двух часов, когда подошли к землянке, замаскированной кустами. Плотно прикрыли за собой дверь, зажгли огонь.

В тесной подземной комнатушке стояли два мальчика. Я повернулся к двери, решив, что партизаны остались наверху и сейчас войдут.

Майор, усмехаясь, сказал:

— Знакомься: Костровы. Иван и Евгений. Местные уроженцы.

Ивану было лет четырнадцать. Трудная боевая жизнь наложила на его лицо отпечаток суровости и настороженности. Евгений, которому было года на три меньше, чем брату, наоборот, вел себя весело и непринужденно. Однако эта веселость немедленно исчезла, как только мы заговорили о деле.

— Так вот, Иван, — сказал майор старшему Кострову, — не забудь, какие сведения нас интересуют. Так и передай Ивану Лукичу. А теперь погляди сюда...

Разведчик открыл один из чемоданчиков и вынул из него голубя. Это был крупный почтарь красно-бурого цвета. Широкая сильная грудь, круглая голова на стройной подвижной шее, крупный клюв с белыми наростами — все говорило о замечательных качествах птицы.

— Донесение — сюда, — сказал командир, притрагиваясь к алюминиевому патрончику на ноге голубя.

Потом приоткрыл второй чемодан и достал из него голубку такой же красно-бурой масти.

Я не успел как следует побеседовать с мальчиками, — они торопились затемно вернуться в партизанский отряд.

— Ладно, ребята, — сказал я Костровым, — еще встретимся и поговорим обо всем. Согласны?

Вскоре мы уже возвращались к Ловати. Надо было до рассвета переплыть реку и как можно скорее явиться в штаб.

Обратная переправа через Ловать прошла хуже: нас заметили. Мы почти уже выбрались на свой берег, когда с одного из патрулирующих «мессершмиттов» сбросили осветительную ракету. В тот же миг с западного берега полетели цветные, трассирующие пули, — и нам казалось, что каждая цветная линия нацелена прямо в нас. Но никакого ущерба эта стрельба нам не нанесла.

В штаб пришли около одиннадцати часов утра, — и нас сейчас же вызвали в отдел разведки. Оба почтовых голубя, которых мы передали Ване и Жене, уже находились в походной армейской голубятне.

В донесениях, доставленных почтарями, сообщались важные сведения. Их очень ждал командующий армией.