Жак-Ив Кусто - Жизнь на краю земли

Порой кауашкары без всяких видимых причин уходят в проливы на неделю, месяц, а то и два, как это делали их предки. Похоже, что их гонит в дорогу не столько необходимость, сколько какое-то смутное воспоминание о прошлом. Они уходят, взяв с собой немного масла, муки и оружие. Там они охотятся на тюленей и выдр; вернувшись, продают шкуры торговцам с Чилоэ за кусок мяса и щепотку табаку.

Если мы хотим получить хотя бы приблизительное представление о том, каким был этот народ в прошлом, то единственное средство для этого — пойти вслед за лодками кауашкаров, а также разговорить стариков, Для этого-то мы и должны изучить архипелаг.

В растительности этих островов есть что-то дьявольское. Так как беспрерывно идут дожди, все здесь буйно растет. Невозможно сойти на берег и пройти метров десять в глубь острова, не погрязнув по пояс во мху и болотистой почве, не запутавшись в переплетенных между собой деревьях, лианах и сгнивших ветках, прикрывающих невероятно мягкий растительный ковер. Здесь-то и начинаешь понимать, что в этих условиях кауашкары и родственные им племена могли жить только за счет моря и только на море. Даже сегодня почти нигде не встретишь ни жилья, ни тропинки. Единственным путем сообщения остаются проливы. И если, попав в этот лабиринт, вы потеряете лодку и не сумеете построить вместо нее какой-нибудь челнок, вас ждет верная смерть.

И все-таки в течение многих веков местному населению удавалось жить здесь в согласии с природой. Архипелаг Чилоэ представляет собой естественную экосистему, и кауашкары были ее составной частью. Они охотились на тюленей, выдр и морских птиц. Но главным образом собирали моллюсков, ракообразных и вытаскивали из воды с помощью заостренной палки или двузубца морских ежей.

За моллюсками и морскими ежами ныряли только женщины. Паша был поражен, когда узнал о таком разделении труда. Он поручил мне выяснить, как они действовали под водой, особенно же, как переносили холод. Я высказал предположение, что женщины лучше, чем мужчины, защищены от потери тепла, потому что у них более толстый слой подкожного жира. Однако мою гипотезу невозможно проверить — теперь кауашкары добывают себе пропитание попрошайничеством, и женщины здесь больше не ныряют.

Время от времени индейцы устраивали празднества — если на какой-нибудь берег неподалеку выбрасывался кит. Ни сборы морских даров и ни одно из других занятий индейцев не подорвали биологический потенциал архипелага. Кочевой образ жизни племени — а к нему понуждало индейцев собирательство даров моря — значительно способствовал тому, что природные ресурсы не истощались.

Сейчас это естественное равновесие нарушено. И не загрязнение окружающей среды (незначительное, поскольку в этих краях нет ни промышленности, ни крупных городов) и даже не интенсивный промысел, который ведут белые, нарушили его.

Бидонвиль Пуэрто-Эдена. Здесь „живут“ последние представители индейского племени кауашкаров.

Темные дельфины сопровождают аквалангистов „Калипсо“ в мрачных водах проливов архипелага.

Только вторжение западноевропейской культуры всего в течение жизни нескольких поколений разорвало связи, которые индейцы поддерживали с природой.

Никто больше не ходит обнаженным в этих краях, где ледники спускаются к морю. Но никто больше не сумеет построить традиционную хижину из веток, обтянутых тюленьими шкурами. Никто больше не мастерит те вместительные лодки, куда усаживалась, уходя ловить рыбу, вся семья, где готовили еду и засыпали, счастливые.»

Гигантский буревестник (его можно узнать по необычному клюву, состоящему как будто из отдельных, причудливым образом соединенных одна с другой частей) собрался насиживать яйца в гнезде.

ТЕЛО, РАСКРАШЕННОЕ КРАСНЫМ — КОРЗИНА РОСЫ

СОБАКИ — ТЕХНИЧЕСКИЕ ПРИЕМЫ КАМЕННОГО ВЕКА

ЕСТЬ, ЧТОБЫ ЖИТЬ — КОРА, ШКУРЫ И ТРОСТНИК

Кауашкары в бидонвиле неподалеку от Пуэрто-Эдена перестали быть народом, не носящими одежды. Их одевает Чили. Но их одежда — одни лохмотья, надетые на грязное тело. Они ходят по грязи и живут в грязи. Хижины, где посреди пищевых отбросов и полуистлевших тюленьих шкур ютятся дети и собаки, источают невыносимое зловоние.

Кауашкары были кочевниками — и тогда кауашкары были народом. Теперь их привязали к одной гавани — и их мир окончательно рухнул. Кочевой образ жизни понуждал их бороться, проявлять мужество, находчивость, смекалку. Но с тех пор как кауашкары стали получать пищу и одежду, которые они не просили, кауашкары разучились обходиться собственными силами и живут нищенски на клочке земли, как в заточении. А раньше на этих десяти тысячах островов архипелага у них не было иных границ, кроме горизонта…

Вдобавок ко всему, кауашкары, конечно, познакомились с вином и крепкими напитками и слишком к ним пристрастились. Раньше они пили дождевую воду, черпая ее с поверхности моря; днем и ночью они поглотали огромные количества воды, передавая друг другу сосуды, как в некоем ритуале, а теперь предаются пьянству. Это удел всех «дикарей», всех изгоев, с вторжением европейцев лишающихся собственного духовного мира: они перенимают любимый наркотик завоевателей. Они беспрестанно пьют, стараясь забыть о своем вырождении. Они становятся бродячими нищими, чтобы не думать о навсегда потерянном мире. А когда все же вспоминают о нем, то впадают в состояние грустной задумчивости, из которого ничто не может их вывести.

В Пуэрто-Эдене остановилось торговое судно. Кауашкары, женщины и дети, отправляются предложить экипажу и пассажирам свои жалкие поделки.

Бернар Дельмот исполняет обязанности сестры милосердия среди кауашкаров. Лишенные всего, кауашкары стали нищими бродягами, обитающими на краю света.

Роса сплела по старинному образцу тростниковую корзину и хочет продать ее белым: ей не удастся никого разжалобить.