Евгений Вишневский - Приезжайте к нам на Колыму! Записки бродячего повара: Книга первая

— Да нет, — хмуро ответил Юра, — Евсеич дал... — Он не стал продолжать этот разговор, и Саня, почувствовав, что эта тема нашему охотнику неприятна, тоже оставил ее.

Вечером к нам в лагерь пришли Евсеич и геолог-съемщик Борис, который не поленился с образцами перевалить через сопки из своего лагеря на Лесной: Ору Николаевичу нужно определить фауну для стратиграфической привязки листа. Со встречей Борису налили стопку разведенного спирта, перепало и деду (мы с геологами все выпили, разумеется, тоже, кроме Кольки, конечно). Юра, выпив свою стопку, сразу полез в свару с Евсеичем относительно охотничьих законов, охотничьей морали и прочих высоких принципов. Евсеича же в этом споре интересовали лишь патроны (он хотел получить четыре, а Юра дает лишь два). У меня почему-то разболелась голова (что вообще-то бывает со мной крайне редко), и я ушел спать к себе в палатку.

Часа три ворочался я с боку на бок, а сон все не шел и не шел ко мне (что тоже бывает со мной очень редко). Я слышал, как Борис с Евсеичем ушли к себе в лагерь, и с ними ушел и Гена — помочь наладить рацию. Решив, что уснуть мне нынче так и не удастся, я вышел к костру и вызвался нынешнюю ночь дежурить (вместо Гены).

Гена вернулся часа через два (рацию он, разумеется, наладил) и вручил мне (я же завхоз!) свой гонорар — две банки сгущенного кофе с молоком.

Проспал я до обеда. А после обеда пришел к нам в гости Евсеич и предложил сыграть с ним в преферанс. Поскольку сеет все та же мелкая водяная пыль, колотить образцы нельзя, а все дела по хозяйству вроде бы переделаны, решаем принять его приглашение. Дед настоял на каком-то диком «колымском», как он его называет, варианте преферанса. Что же, колымский вариант так колымский.

Игра кончилась полным разгромом моих партнеров (играли мы втроем: я, Саня и Евсеич), но, поскольку Саня настоял на очень низкой ставке (десятая доля копейки за вист), мой выигрыш составил всего четыре банки сгущенного кофе с молоком. После игры деду поднесли стопочку разведенного спирта, и старик опять пустился в воспоминания (теперь он уже нас почти не стесняется):

— Все лагеря, которые тут прежде были, по специальностям делились. Вот на Известковой, к примеру, лагерь для военных был, там еще железная вышка стояла. Я в том лагере тоже служил, очень, очень большим человеком я тогда был... Авторитетом пользовался...

— Да мы уже, Евсеич, давно догадались, кем ты тут был и каким авторитетом пользовался, — грубо оборвал его Юра.

Дед сразу же сник и переменил тему разговора:

— В эту-то партию я ведь по чистой случайности попал. У меня направление в Мылгу было, в колхоз «Красный богатырь» тоже завхозом. На три года. Жена, как узнала, обрадовалась... Пишет: «Мы тебе с дочкой пять сотен даем, а ты от квартиры отказываешься, ладно?..»

Я ей отвечаю: «А вот хрен тебе, сучка, ишь чего выдумала, падла толстобрюхая, мымра старая!» Вчера вечером Борис на рации работал, мне с Ягодной дочкину телеграмму передают: «Мама больна, деньги кончились, заложили вещи в ломбард, вышли сто рублей». Ишь заболела, крыса драная, может, бог даст, подохнет!.. А вот дочку я люблю, хорошая у меня дочка, медалистка серебряная. Все экзамены на пятерки сдала, только вот в сочинении «Коммунистическая партия» с маленькой буквы написала, за это вместо золотой медали только серебряную выдали.

— Это ты сам, Евсеич, виноват, — говорит Гена, — не провел с дочерью политической подготовки, это твоя промашка.

— Да, — подхватил Юра, — у тебя самого-то с политической подготовкой как?

— Я по политической подготовке всегда первым шел, — не чувствуя никакого подвоха, — говорит дед, — меня за это начальство всегда ценило. Я и сейчас любого образованного по политике за пояс заткну. А сучке этой старой, — вернулся вдруг он к наболевшей, видимо, теме, — я денег посылать не буду. Есть у нее пенсия сто двенадцать рублей, и ладно. Я ей уже давно написал: дескать, нам сейчас денег не дают, а только в конце полевого сезона, при расчете. Но она хитрющая, стерва, сама бухгалтером по труду и зарплате работала, боюсь, как бы в парторганизацию не написала, тогда уж ничего не поделаешь, деньги посылать придется!.. Ну, ничего, вот вернусь с поля, если она не подохнет, я с ней квартиру делить буду.

С утра опять холод, мелкий моросящий дождик, низкие тучи, сопки в тумане. Целый день, маясь от безделья, буквально рвали друг у друга из рук всякую обиходную работу по хозяйству (мне-то проще, я хоть весь день кухарничал) и в кают-компании часами играли в шахматы, в карты, читали книги, слушали радио.

А к вечеру Юра придумал работу для всех. Вырубили крепкие трехметровые шесты и на них под довольно сильным ветром (повозиться пришлось изрядно) натянули брезентовый тент. Теперь в любую погоду под ним можно легко развести костер, высушить одежду, провялить рыбу или мясо.

По-прежнему сеет мелкий дождик и дует сильный северный ветер. Крепко похолодало, и на вершинах сопок выпал снег. Нас окружают теперь величественные снеговые вершины.

Коптильню топить мы бросили. Все равно все вокруг так отсырело, что дым, смешиваясь с парами воды, образует лишь самую обыкновенную сажу, а никакого копчения не происходит. Ночные дежурства Саня отменил: опасность для нас может представить только медведь, но мы надеемся тут на Басино чутье.

Рано утром меня разбудил звонкий комариный писк. Ура, опять возвращается тепло! (Вот уж никогда бы не думал, что стану радоваться комарам.) Ах, колымский комар, сколько говорили мы о нем в дороге, у костра, на рыбалке, на охоте, на работе, на отдыхе! Нынешний сезон не из самых комариных, но и не из скудных, так, средненький. Мы давно уже адаптировались к нашим повседневным кровопийцам и почти не обращаем на них внимания.

— Если комара бьют, — говорит мудрый Саня, — значит, комара нет. Если он есть, бить его уже бесполезно.

Юра, большой любитель всяких кровавых и экстравагантных историй, тут же рассказал несколько ужасных случаев о людях и животных, насмерть заеденных комарами:

— У здешних туземцев искони эта казнь считалась жестокой (казнили ею чаще всего белых пришельцев) — голого человека привязывали к дереву (в тайге) или к нартам (в тундре), и несчастного комар заедал насмерть за несколько часов.

— Ну да? — в ужасе округлил глаза Колька. — Неужто правда насмерть?!

— А ты попробуй, разденься да посиди часок-другой на солнышке где-нибудь в тихом месте, — усмехнулся Юрка.

— Ну уж нет, — ежится Колька, — вот бы придумали ученые чего-нибудь такое, порошок какой-нибудь, что ли, или, может, лучше вывели бы птичку, чтобы всего комара подчистую извести! Вот это было бы дело!

— Ну и чего хорошего? — пожимает плечами Гена. — Хариус бы изо всех рек сразу исчез, основная же его пища — комар; следом за ним исчез бы ленок — он хариусом питается. Вот уже мы с тобой и без рыбы. Потом...