Юрий Куранов - Избранное

Рассвет лишь только занимался, когда я спускался с холма от усадьбы к Мельнице. Холм алел на моих глазах, а заячьи следы по холму становились зеленоватыми. И синий глубокий след от валенок тянулся к Мельнице по переметенной тропе. Я сразу подумал, что это почтальон приходил к моей двери. Но ни в двери, ни под дверью письма я не нашел.

Может быть, почтальон письмо не очень аккуратно сунул под дверь, а ветер унес его? Где теперь найдешь письмо по сугробам… Да и Сороть не везде затянуло льдом. Я почему-то уверен, что письмо было. И как жаль, что теперь его нет.

Напишите мне другое письмо, но такое же хорошее, как первое, которое унес ветер. Я теперь все время буду дома. И ждать буду утром и вечером. И даже ночью.

Напишите мне.

В мою комнату заглянуло солнце, красное чистое солнце. И деревянные стены Мельницы стали янтарными, как те замки, в которые Вы возите детей. Так уютно и тихо здесь у меня. Сейчас разогрею окна. Они замерзли, пока я странствовал. И заварю чай.

Сегодня было тепло, светило солнце. Я на обед отправился домой, а вокруг все таяло. Я долго ходил по сугробам вокруг Мельницы. И по Сороти. И по Маленцу. Все искал то письмо, что унес ветер. Может быть, ворона унесла его куда-нибудь в клюве. Нашла в кустах и унесла. Вороны часто таскают что попало.

Ну, теперь Вы скоро получите мое последнее письмо. И еще напишете мне. Только не обижайтесь на мою неаккуратность. Я вечно такой несобранный. Кто-нибудь другой обязательно нашел бы такое письмо. А у меня не получилось. Да я и не виноват. Я просто слишком долго не был дома. А здесь такие ветры! На перешейке между Соротью и Маленцом. Недаром здесь и была поставлена в старое время Мельница. Вот письмо и унесло. Из-под двери.

Интересно, что Вы сейчас делаете? Стоите над водопадом? Или просто ходите по городу? Или сидите у окна? А может быть, едете с обеда на работу? И совсем не думаете обо мне… В вашем городе нынче, наверное, нет снега совсем.

Ну, будьте здоровы. Пишите мне. Бегу на работу — надо починить механическую канарейку для Дома в Тригорском.

Пишите обязательно.

Вот я пишу Вам уже второе письмо за день.

Пришел домой. Стемнело. Поднимается ветер. По стенам шумит. Свеча на столе так и раскачивается. Мы Мельницу восстановили недавно, и свет сюда еще не проведен. А может быть, и совсем проводить его не станем. Кругом темно и ветер. За окнами несутся какие-то синие полосы. И кажется, что Мельница, и я, и свечка — все куда-то улетаем. И высоко над землей.

Вдруг все стихло. И только чувствуется, что ветер меняет силу. И вдруг что-то пронеслось над озером. Белое. И поднялось высоко, и закувыркалось, как платок. Мне почудилось, что это большой конверт. Он летел прямо на окно. Он оказался совсем близко. И вдруг ударился в раму. И разлетелся на мелкие дребезги.

И снова повалил снег.

Я думаю о Вас. Я даже не могу представить, чем Вы сейчас заняты. Мне кажется, что ветер повсюду. Мне просто приятно, что Вы есть на свете. Как это удивительно — подняться по реке за город и оттуда по течению вниз пускать венки. Венки из одуванчиков. Или еще удивительней — лететь над городом. Лететь и разбрасывать цветы по ветру. По ветру над городом бросать одуванчики.

Ну, пока. До свидания. Я, кажется, засыпаю. Опять все гудит, по стенам хлещет снег, а может быть, дождь. Крылья моей Мельницы дрожат и рвутся с места. От этого сдается, будто кто-то стучит в стену. Как в дверь.

Вчера я встретил девушку, она шла откуда-то из-за Савкиной горки и рассеянно смотрела по сторонам. Она издали заметила меня и чуть поклонилась. Я не ответил ей, потому что не был уверен, мне ли она поклонилась. Да и поклонилась ли вообще… Может, мне все только показалось. Ведь иногда случается, человек и не думал кланяться, а ты решил, что он тебе поклонился.

А я тоже шел вдоль Сороти.

И так мы сблизились невдалеке от моей Мельницы. И тогда девушка совершенно явственно поклонилась и сказала издали: «Здравствуйте». Я никогда ее не видел раньше. А она со мной поздоровалась. И еще она сказала:

— Сегодня к вечеру начнется половодье. Вон как вода прибывать начала.

— Откуда вы это знаете? — сказал я.

— Да это просто глазами видит всякий, — сказала девушка и улыбнулась.

И к вечеру действительно начала прибывать вода.

Я весь вечер думал об этой девушке. Откуда она могла появиться? Может быть, это Вы приезжали к нам? Да не решились ко мне зайти. Или просто я Вам не приглянулся. Девушка была под белым пуховым платком, в коротком полушубке, в белых брюках и в белых коротких сапожках.

Если это были Вы, напишите мне.

Наконец-то письмо пришло. Сегодня утром наша методист Катя вышла к Мельнице и показала мне его издали. Дело в том, что мою Мельницу отрезало разливом, и я теперь как на острове. Все вокруг меня слилось в целое море — и Кучане, и Сороть, и Маленец. Только льдины стучат ко мне в Мельницу. Катя хотела мне письмо отдать, да так и осталась на краю разлива. Отрезало меня за ночь.

Жаль, нет лодки. Когда теперь я выберусь? А Катя ушла. Буду коротать время, пока лодку не подгонят. И все это время буду Вам писать.

Это большое половодье поднялось перед самой полночью. Разгулялся ветер. Лед начало крошить. Дождь посыпался. Такой гул пошел, словно от Румбы, от Вашего удивительного водопада. Гудит — и все. Мне даже стало казаться, что я в Кулдиге. Будто я стою под горой, а на горе замок. Замок весь целехонький, огни горят в окнах, а на башнях грохочут железные знамена. У нас такие знамена называли прапорами. А как, интересно, у Вас они назывались?

Вот и лодка появилась. Ну, пока. Пишите мне.

А может быть, письмо не от Вас? Может быть, Вас вообще нет на свете? А только тот человек все выдумал? Письмо от кого-то другого?

Ну, еще раз пока. Пишите мне.

Лодка шла не ко мне. К Мельнице вообще невозможно подойти на лодке. Лед из Маленца потащило в Сороть, и Мельницу стиснуло льдами. В дверь вошла вода. Вода поднимается по лестнице. Может случиться так, что я проснусь, а в комнате вода.

Дождь за окном стихает. Я сижу за столом и думаю о Вас. Я смотрю за окно и вспоминаю Ваш город. А представляется он мне таким, какой был много веков назад. Я вижу замок, я слышу там, за стенами, говор, слышу лай собак. Говор и лай доносятся сквозь какие-то призрачные звуки, как будто звучит клавесин. Огни горят спокойно. Но сколько в них было тревоги в те неспокойные времена. И здесь, на наших крепостях, и там, у вас. И я не могу себе представить, что мы когда-то воевали. Мои предки ходили к Вам, а Ваши сюда. И подстерегали друг друга в засадах, рыли волчьи ямы. И убивали. Ведь это мог быть я. И мог бы захватить ваш город и сжечь его. И Вы сгорели бы. Какое счастье, что мы не жили в то страшное время. И какое счастье, что оно больше никогда не повторится.