Юрий Куранов - Избранное

И даже не предполагала, что такие могут быть.

Письмо ваше пришло на рассвете. Я вскрыла конверт, и в руках у меня оказалось голубое ароматное соцветие. От него веяло прохладой, над ним курился туман… Туман поднимался, такой прозрачный, над всем цветком… И я почувствовала, что оттуда слышится птичье пение.

И пели как будто даже не птицы, а какие-то задумчивые девушки. В наших деревнях иногда поют так.

Вы волшебник.

Хотя бы на конверте напишите, кто же вы.

Сегодня письмо ваше получила перед самым концом работы. Мне отдали его девушки, которые разбирают письма на сортировке. И я почему-то не сразу его распечатала. Мне хотелось это сделать, когда я останусь одна.

Я положила письмо в сумочку и ушла. Ушла бродить по городу.

Вы не представляете, какое это счастье — бродить с таким письмом по городу. Я смотрела на прохожих, и мне было жаль их. Мне было их жаль за то, что они не знают, они даже не могут подозревать, какие на свете бывают чудеса.

А потом захотелось мне уйти ото всех и побыть одной. И я шла за город. За городом есть большой сосновый лес. Я долго бродила там и дышала воздухом. Пока не наступили сумерки.

И в сумерках я раскрыла конверт. Вы бы знали, как у меня теперь бьется сердце, когда я получаю письма. Я даже вскрикнула. Из конверта выпал маленький живой огонек. И он закачался в траве, словно на него дышат.

Господи, как я люблю вас!

Дорогая Вента!

Я выезжаю сегодня.

Утром буду в Риге.

Завтра вечером мы уже могли бы встретиться. Но я хочу исключить все случайности. Поэтому договоримся на послезавтра, 25 мая, в семь вечера, в беседке, что над водопадом. И вы придете с маленьким парусником в руках.

Над Румбой, возле замка, семь вечера.

Ах, как пахнет в городе сиренью! Одна сирень. Сирень цветет на бульварах. Сирень в окнах. Сирень продают у вокзала, во всех киосках. Сиренью пахнет от девушек. Пахнет сиренью даже от автобусов и трамваев.

И облака в небе охвачены каким-то сиреневым шелестом. И закат над Даугавой. Не сумерки, какой-то сиреневый снегопад или туман опускается на весь город. Ветер веет по мостовым и по тротуарам, по крышам, подоконникам — сиреневые лепестки.

Значит, сегодня я в Риге.

А завтра в семь — над Румбой, в той беседке.

Дорогая Вента!

Завтра мы увидимся, и это письмо Вы получите уже после нашей встречи. Я весь горю. Во мне все дрожит. Я все время думаю. И думаю о Вас. И это невыносимо. Каждая минута похожа на тысячелетие. Автобус тащится, как ленивый жук.

Простите неразборчивость, очень трясет, и писать трудно.

Я смотрю за окно и ничего там не вижу. Хотя чувствую, что здесь все прекрасно. И ветер, и хутора, и Ваши чистенькие городки, и луга. А ветер за окном автобуса, я уверен, пахнет сиренью. В автобусе едет какая-то пожилая торговка с огромными узлами, шея у нее замотана платком. Она говорит, что умирает от ангины, и зверски ругается, если кто-то просит открыть окно.

Но я уверен, что ветер за окном пахнет сиренью.

Теперь уже все равно, мы завтра свидимся, и Вы убедитесь, что я совсем не тот, что можно было подумать из моих писем. И я не хотел бы Вас обманывать. Мне просто нравилось писать Вам красивые письма и самому верить в то, что я пишу. Будто я живу на Мельнице. Я бы действительно хотел в ней жить, но Мельница эта декоративная. Мне приятно было самому думать и верить, будто я выращиваю цветы, которые зимой цветут на лесных полянах, и что я видел, как Вы летели по небу на закате. Я все это выдумывал, точно так же, как Вы, будто из моих конвертов вываливаются удивительные цветы, когда Вы мои письма раскрываете. Но Вам все это можно придумывать, Вы удивительная. А я что? Я просто работаю столяром в заповеднике. Иногда чиню старинную мебель. Недавно починил механическую канарейку из дома в Тригорском. Там некогда жили друзья Пушкина, которые скрашивали его ссыльные годы, их дом он вывел позднее в «Евгении Онегине». У них он встречался с Анной Керн и там передал ей те удивительные стихи… «Я помню чудное мгновенье…»

Я Вам, вполне возможно, не приглянусь. Только Вы скажите мне об этом прямо. Вы увидите, какой я низенький ростом, коротконогий, неказистый. Если бы я не носил усов, меня можно было бы совсем не приметить.

А живу я за Савкиной горкой в деревушке. У меня есть комната, есть кухня. И есть веранда. Сад. Когда дует сильный ветер, яблоки стучат в стекла моей веранды, и ночью становится тревожно. А поздним летом, если приходит гроза или ураган, яблоки грохают в землю, — тогда похоже, что где-то далеко скачет конница. Весной у нас бывают большие разливы, и звезды горят по воде до самого Михайловского, а Мельница действительно стоит на островке, а вокруг ледоход. Что же касается того цветка, который будто бы горел на озере и опускался под воду, то я однажды шел домой, и мне пригрезилось, словно какой-то цветок горит на воде и плавает.

Наш автобус въезжает в какой-то городок с короткими каменными домами под острыми крышами. Прямо какая-то Испания. Шофер назвал его — Ка́ндава.

Пойду я и в этой Кандаве брошу письмо.

У меня так бьется сердце.

Я уже боюсь Вас. До скорой встречи.

Я даже не знаю, кому теперь писать. Куда писать. И все же я пишу. Я пишу просто так, мне хочется выговориться.

Я приехал в Кулдигу и не мог дождаться вечера. Весь день я ходил над водопадом. Вечером Вас не было. С Вами что-то случилось? Почему Вы не пришли? Может быть, Вас действительно нет на свете? Кто же мне тогда отвечал?

Я ходил по Кулдиге. Иногда в окружающих предметах вдруг появляется какое-то напряжение. Словно они только ждут прикосновения. И стоит до них дотронуться, они взлетают или подскакивают, как от щелчка. Чуть хлопнешь дверью — она уже грохочет. Коснешься спичечного коробка — он далеко отскакивает, а спички ломаются, как соломинки. Так, что не прикурить.

И возле беседки я за весь вечер встретил только троих. Вдали сидела на скамейке какая-то неприметная, робкая девушка. Я даже не помню, как она выглядела. Я не обратил на нее внимания, потому что только и думал о Вас. И, кажется, весь дрожал. Потом та девушка куда-то ушла. И оставила на скамейке голубоватую веточку цветущей сирени. Видно, забыла.

Я долго ходил над водопадом и потом сел на скамейку. От ветки сильно пахло. Я был так взволнован, что, когда взял в руки ветку, мне показалось, будто она позванивает. Я сидел и слышал только запах сирени и шум водопада. И невдалеке стоял красный мотоцикл с коляской.