Вячеслав Пальман - По следам дикого зубра

"Милостивый государь Андрей Иванович. Высокочтимые господа наши, одержимые страстным желанием испробовать свои силы в охоте на дикого зверя, попросили у меня разрешения посетить Кубанскую охоту и провести несколько дней в свое удовольствие. Не имея ничего против разрядки чувств, прошу Вас, господин генерал-лейтенант, отрядить с группой гостей своего полномочного человека для руководства и организации этой экспедиции, согласовав ее с егерями Охоты.

С самым глубоким к Вам уважением…"

И знакомая по прошлым документам размашистая подпись.

В самом обращении к атаману князь подчеркивал, что если он и остается пока арендатором Охоты, то все же не может обходить и начальство области, коему принадлежат все угодья на Кавказе.

— Вы удовлетворены? — спросил генерал, принимая бумагу.

— Так точно! Мне остается узнать, кому атаман Войска Кубанского поручил руководство охотой, и согласовать действия охотников с нами.

Генерал повел глазами влево, указывая на полусонного соседа, который не очень-то вслушивался в разговор.

— Полковник Лисицкий.

Это был начальник канцелярии кубанского генерал-губернатора.

Тот лениво поднялся, без особого интереса осмотрел егеря, коротко приказал:

— Завтра. Завтра, хорунжий. И будьте здоровы!

— Смею напомнить, что охота гаем требует строгой организации, господин полковник, иначе могут быть несчастные случаи.

— Несчастные случаи с зубрами? — сострил генерал и улыбнулся.

— С охотниками, ваше высокопревосходительство. В лесу плохо видно, а пуля — дура.

— Завтра утром прошу… к нашему шалашу. — Полковник тоже попытался шутить.

Он был пьян.

Зарецкий отдал честь и отошел от костра.

Он уже понял, что нет сил и возможностей взять под контроль эту охоту, представленную расхристанной толпой людей. Для них это забава, средство отвлечься от тяжелой действительности, от заботы, связанной с войной, от неуверенности в будущем. Пир во время чумы…

…Хватит убийств! Возбужденная совесть и разум

Властно велят мне тревогу поднять, ополчиться

Против разбоя…

Так в XVI веке писал в поэме о зубрах Гуссовский.

Стойкая злость захлестывала Зарецкого. Ладно, будет им охота! Завтра они проспят зорю, и егеря успеют разогнать зубров, которые еще остались после рейда Кожевникова. К этому злорадному ощущению прибавлялась крупица гордости: впервые в истории великокняжеской Охоты егеря организованно выступают в качестве охранителей зверя от вельмож, а не соучастниками охоты.

Сняв с плеча винтовку, он поднялся на крыльцо кордона и лицом к лицу столкнулся с Улагаем. За спиной есаула топтался Семен Чебурнов и какие-то два черкеса.

Кровь прилила к щекам Зарецкого. Есаул отвернулся. Ни слова приветствия, ни слова вообще. С гулко забившимся сердцем Андрей шагнул в помещение. Что этому здесь надо?

В комнате сидел Кожевников.

— Встрелись? — спросил он. — Ну, гляди в оба! Он не хотел показываться, меня увидел — и назад. А я тут охотников подговаривал, чтобы иттить со мной в Лабазановы пещеры. Будто от себя. Намек дал, что ради деньжонок. Тайно. Кажись, клюнуло. А теперь и не знаю. Оставлять тебя без поддержки неохота. Их четверо, видал?

— За себя постою, не беспокойся.

— Тут Власович с часу на час прибудет, ты уж его не отпускай от себя. А я пойду. Дня четыре повожу, пока сами домой запросятся. Придут, так им уже не до охоты.

Спали они с Кожевниковым бок о бок у костра. Помещение кордона на ночь занял сухонький генерал. Сон то и дело прерывался выкриками от других костров, где все еще пировали. Неспокойная ночь. И где-то рядом Улагай со своими янычарами. Кожевников часто подымался и осматривался.

Далеко не все охотники проснулись на заре, да и настроение у них нельзя было назвать боевым. Кожевников ушел. Около него сгрудилось десятка полтора храбрецов, денщики держали лошадей, а егерь тихо-вкрадчиво говорил, подогревая страсть:

— Жил тот Лабазан в пещерах, там у его, сказывают, клад зарыт, а на могиле черепа зубриные. А уж зверя в лесах опосля его смерти расплодилось!

Вскоре добрая половина охоты растаяла в предрассветном тумане.

Остальных егерей в лагере не видели с вечера. Они гнали зверя с Сулиминой поляны в глубь долины.

Сухонький генерал проснулся первым, денщик подал ему умыться, побрил. Покушав, он изволил заметить егеря. Генерал подошел, приветливо поздоровался, расспросил о службе, после чего высказал затаенную мечту свалить зубра. Никогда не видел этого зверя, но много слышал. И будет очень благодарен…

— Не удастся, ваше высокопревосходительство, — сказал Зарецкий.

— Даже с вашей помощью?

— Зубры сейчас высоко на альпике. Там, на лугах, к ним на выстрел никто не подойдет. Если бы позже, в октябре.

Генерал пожевал губами. Доводы казались ему уважительными. Привычно скрестив по-наполеоновски руки, меланхолично заметил:

— Последняя, быть может, возможность, хорунжий.

— Приедете следующей осенью.

— Нет. Неотвратимо идем к войне. Не до охоты.

Вышел заспанный, помятый полковник.

— А, это вы, — сказал он. — Все еще хотите охотничий пасьянс разложить? Ты — туда, ты — сюда… Кто вас будет слушать? Орлы горят желанием. Пусть где хотят, как хотят и сколько хотят.

И все-таки Андрею удалось показать границы гая, расставить охотников так, чтобы не постреляли друг друга. Далекие хлопки выстрелов радовали его: егеря делали свое дело.

Занимаясь всем этим, Зарецкий постоянно искал есаула или его людей. Он не терял собранности и осторожности. Выстрел на охоте… С кем не бывает. Такая история Улагая вполне устраивала.

Но ничего не случилось. Гай свернулся часам к трем. Итогом всеобщего загона оказались четыре косули, старый, ленивый медведь и два красавца оленя, каким-то чудом ушедшие от егерей. Охотников, добывших оленей, несли на руках. Появился и Семен Чебурнов. По тому, как один из удачливых охотников обнял его, Зарецкий понял, что Семен помогал выслеживать рогача. И тут деньжонки заработал.

Есаул со своими черкесами словно сквозь землю провалился.

Зато приехал Телеусов. И уже не отходил от Андрея.

Еще три дня продолжалась охота в этом районе. И три дня не приходили вести из группы Кожевникова. Лишь на четвертые сутки показалась молчаливая цепочка всадников во главе с бородатым егерем. Без зубров. Правда, на вьюках колыхалось мясо в мешках, шесть турьих голов свидетельствовали о некоторой удаче. Привезли также семь зубриных черепов со снятыми рогами — это уже из Лабазановых пещер. Но клада не обнаружили, как и «множества зверя».

— Доволен? — спросил бородач у Андрея.

— Спасибо, старина.

— А где твой вражина?

— Исчез куда-то. Чебурнов здесь.