Вячеслав Пальман - По следам дикого зубра

— Значит, выслеживает. Ждут, пока съедет охота. Давай и мы сгинем незаметно, а? Боюсь, как бы не разделались…

— Нет. Не отступлю, — твердо ответил Зарецкий. — Не прятаться, не обороняться, а лицом к лицу. Надоело жить с оглядкой.

— И то добре. Только нас с Телеусом не отгоняй. Их вон сколько.

Взбудоражив хребет Пшекиш, все леса вдоль Киши, охота собрала довольно скромную дань, но даже без зубров она утолила жажду крови. Охотники притихли и на девятый день отбыли в сторону Майкопа. Егеря разъехались по своем кордонам.

На Кише остались Зарецкий, Кожевников и Телеусов.

Какая же тишина воцарилась после отъезда охоты!

Кажется, сам воздух стал другим, очистившись от дыма, запаха жареного, винного духа, порохового чада и человеческого пота. Свежий ветер с хребтов набросил в долину ароматы трав и холодок ледников. Процеживаясь через лес, он насыщался кисловатым духом кивсяка, жаром жасмина и винной пряностью зрелых плодов, уже усеявших кроны диких груш, яблонь и черешни.

Но главное — тишина. Мирный шелест листвы, тихий шорох высокотравья, бормотанье ручьев, редкая перекличка птиц — все эти природные звуки не спугивали, а, скорей, углубляли покой.

Три егеря, незаметно покинув кордон, с утра сидели в лесу под защитой скал. Тишина убаюкала их. Где-то близко бродили четверо вооруженных людей, выслеживая Зарецкого.

Улагай, уклонившийся от честной дуэли, которую сам же в запальчивости предложил, конечно, не отказался от своей мысли «кровью смыть оскорбление». Со своей стороны Андрей Зарецкий не желал больше ни отступать, ни обороняться. Он готов был к встрече с есаулом, чтобы покончить с опасной неопределенностью.

— Ты его в глаза не увидишь, — убеждал Алексей Власович. — Скорее, нарвешься на наемников-джигитов, а он останется в стороне с чистыми ручками.

— Они ловкие, эти черкесы. Да и Семена мы хорошо знаем. Небось уже тропы перекрыли, ждут. — Это говорил Василий Васильевич. — Одно нам остается: коль войны хотят, дать им войну. Выследим, обезоружим. Это мы вправе. Чего болтаются здеся с винтовками?

— Но Улагай имеет право…

— Его с ними не будет, это точно. Он таится один. Знать не знаю, ведать не ведаю… Их обезвредим, а уж с им ты встретишься и как там хотишь.

Уговорив Андрея Михайловича посидеть в укромном месте до ночи, а может, и до утра, Кожевников и Телеусов ушли в разведку.

Где искать затаившихся подлецов, как не над тропой в Хамышки? Именно туда должен ехать Зарецкий. Предположение не обмануло следопытов. Тайно обходя склоны долины, осматривая с верхних скал все уязвимые места над тропой, они углядели «гнездо» с двумя джигитами. Убийцы ждали жертву.

— Повяжем? — спросил Алексей Власович.

— Не-е… Надо ихнего связного выследить, Семена. Он непременно рыскает от этих двух к Улагаю и обратно. Ежели угадаем его тропу, отыщем и того, главного.

— Ой, Василий, на опасное дело толкаешь Андрея!

— Он сам хотит. Справится. Знаешь, как стреляет. И силенкой бог его не обидел. А кончать надо, без этого жизни ему нет, рано-поздно они его ухайдакают, а не то и всю семью. Опасно, да справедливо: лицом к лицу, чья возьмет.

«Гнездо» оставалось под наблюдением егерей. Но они проглядели, как подъехал Семен. Когда навели бинокли, там было уже трое. Вот и дождались. Снялись, прошли саженей на двести дальше засады, нашли след коня Семенова и пошли в глубь круто падающего леса, пока не утеряли приметы. Пришлось вернуться, лечь в камнях и дождаться Чебурнова.

Он скоро проехал назад. Смело так, даже песню мурлыкал.

Троих засекли. Осталось увидеть самого есаула.

Потайка оказалась недалеко, чуть более версты от засады. На высоком плоском уступе, в сосняке, дымил костер, конь на длинном поводе пасся немного дальше. А у самого обрыва, где саженях в пятидесяти ниже ревел приток Киши, лежал, завернувшись в бурку, казенный лесничий. У костра хлопотал Семен.

Егеря как можно быстрей вернулись назад. Теперь Семен поедет к «гнезду» не скоро, будет слушать, не прогремит ли эхо долгожданных выстрелов по Андрею.

Обезоружить двух черкесов удалось не сразу. Бока затекли, пока один из джигитов не встал и не отошел в кусты, где они укрывались. Бородач, силы огромной, навалился на него и не дал пикнуть. Паклю в рот, сыромятный ремень на руки, на ноги, концом к стволу березы — и лежи, моргай.

Второй даже не обернулся на шорох, боялся глаз спустить с тропы. Его оглушили ударом приклада, чтобы не успел нажать на спусковой крючок. Удар получился не детский, пришлось бегать за водой, отливать. Когда открыл глаза, руки-ноги повязаны, хотел крикнуть, да где там!

Обезвредив наемников, егеря перевели дух, забрали винтовки и кинжалы и пошли за Чебурновым. Его черед настал.

Наверное, Улагай нервничал, не дал Семену засидеться у костра и снова отправил его к засаде, на этот раз пешком.

Два егеря вышли на полпути из-за пихтовых стволов. Семен скинул было винтовку, но тут же оказался на земле, лицом его вдавили в лесную прель, чтобы не заорал, тем же манером связали руки и повели к «гнезду».

Он мычал, просил освободить рот.

— Орать зачнешь? — спросил Кожевников.

Семен затряс головой.

— Пикнешь — пришибу, так и знай. Ты моего кулака уже отведал.

— За что, ребята? — жалобно проблеял Семен, когда с него сняли повязку.

— Смертоубийство кто затеял? Кого вы караулите?

— Медведя…

— Дуракам кажи. Теперича засудят тебя, Семен, не отвертишься. Джигиты ваши уже признались. Всё, доигрались.

Чебурнов впервые испугался. Враз обозлившись, крикнул:

— Того и берите, кто приказывает. Я — что? Я подневольный. А того вам слабо взять! Не по зубам.

— Не твое это дело, паршивец! — со злостью сказал Телеусов.

Семена усадили недалеко от черкесов. Кожевников выбрал себе место, чтобы видеть всех троих, поставил винтовку меж ног и, свернув цигарку, с облегчением закурил.

Телеусов на черкесской лошади, с другой в поводу заторопился к Зарецкому.

— Нашли, — сказал он, задыхаясь от волнения. — Троих повязали, Василий сторожит их, а я за тобой. Вражина твой на скале лежит, вестей о твоей смерти ждет. Пойдешь, ай как?

Андрей вспыхнул, заторопился. Бросился к Алану, подтянул подпруги и, крикнув: «Оставайся здесь!» — помчался было, но вдруг осадил коня и закричал:

— Давай быстро, Власович! В седло, в седло! Дорогу покажи!

Солнце скатывалось за горный массив, красноватый свет его, прорываясь на седловинах, полосами освещал лес — где зелено, где уже черно. Ветер затих, тепло и нега разливались в воздухе.

Телеусов остановил коня.

— Там! — Он указал на высокое плато в сосняке. — И пусть свершится правое дело.

Он принял Алана и потихоньку перекрестился. Он боялся за своего друга. Мог помочь. Но не предложил. Пусть сам…