Вячеслав Крашенинников - По Декану

Хлынувший дождь заставил нас искать убежища под крышей ашур-ханэ. Было мокро под ногами. Люди стояли, тесно прижавшись друг к другу, толковали между собой, поглядывая на то, что происходило в глубине помещения. А там, на фоне стены, декорированной черной тканью, несколько человек колдовали над непонятными вещами. Виднелась огромная, вырезанная из дерева человеческая рука. На длинных шестах, опутанных разноцветными тряпками, высились блестящие медные пластины в виде сердец, сплошь исписанные арабскими письменами. Все было окутано мишурой, лоскутками и блестками. Видимо, шли последние приготовления: работавшие явно торопились и то и дело посматривали на часы.

Мохаммед пояснил назначение всех этих предметов, прислоненных к стене.

— Рука — это символ пяти членов семьи пророка Мохаммеда: сам Мохаммед, его дочь Фатима, четвертый калиф Али и его дети — Хасан и Хуссейн. А эти железные пластины — древние штандарты, или знамена, с которыми раньше ходили в бой. Их называют аламами. Для их хранения и предназначены ашур-ханэ. Дождь портит все дело, иначе поэты читали бы сейчас здесь свои марсии — элегические поэмы — в честь Хуссейна, пелись бы песни, а народ бил бы себя в грудь с криками: «Али! Али! Хуссейн! Хуссейн! Пусть будет проклят калиф Язид, виновный в смерти Хуссейна!»

Когда дождь кончился, мы обошли еще несколько ближних ашур-ханэ. Там происходило то же самое.

— Вы знаете, некоторые из хайдарабадских ашур-ханэ очень древние строения, — заметил Мохаммед. — В двух или трех из них хранятся, вправленные в аламы камни громадной ценности. Низам считает эти камни своей собственностью и в дни мухаррама непременно проверяет, целы ли они. А теперь поедемте к Бадшахи (царской) ашур-ханэ.

Мы снова оказались на улице Патхаргатти возле Мадина Билдинг. Войдя во двор напротив, мы увидели Бадшахи ашур-ханэ — залитый светом открытый павильон со множеством деревянных колонн, подпиравших высокий потолок. Стены его были украшены персидской керамикой дивной красоты. Преобладал синий цвет. По стенам и карнизам павильона были начертаны изречения из Корана — тоже средствами керамики. С потолка свисали люстры.

На фоне стен, задрапированных черной и красной материей, сверкали золотые пластины аламов, среди них выделялся огромными размерами центральный, принадлежавший Мохаммеду Кули Кутб Шаху, который построил эту ашур-ханэ. По каменным полам, устланным белыми простынями, ходили босые дети, зажигавшие ароматные палочки агрбатти.

Была уже глубокая ночь, когда вдруг люди повалили со двора ашур-ханэ на улицу в темень, неся над головами хвостатые знамена, аламы, и символические ладони. Дождь не пугал их. Это был джалус — траурная процессия в честь имама Хуссейна и его родни.

На девятый день мухаррама, в кульминационный его момент, громадные толпы народу собрались на берегу Муси, вздувшейся от муссонных дождей. Накрапывало. Над толпой чернело множество зонтов. Кругом толпились шииты в их характерных черных ширвани и черных шапках. Все чего-то ожидали.

Вдруг в толпе произошло движение. Все стали смотреть вдоль набережной. Издалека, приближаясь, плыло над морем человеческих голов несколько аламов, затем показалась тазия. За ними медленно двигался гигантский слон с большим розовым пятном на щеке, на спине у которого сидело человек десять. Животное то и дело останавливалось у дверей домов. Хозяева предлагали ему какие-то корзины, и слон хоботом отдавал их людям, сидевшим у него на спине. А те бросали сверху кусочки цветной бумаги, которые жадно расхватывались толпой.

Слон прошел, и почти вслед за ним из густой толпы появилась группа человек в триста. Они шли почти как военный отряд. Когда они подошли поближе, то стало видно, что их рубашки окровавлены и изорваны на груди. С интервалом в минуту они вдруг дружно вскидывали над головами руки и сверху вниз били себя в грудь кулаками. Это были наиболее ревностные шииты, отмечавшие таким образом гибель имама Хуссейна.

Лица шиитов были хмурые и равнодушные. Никто из них не говорил ни слова. Проходя мимо, все они снова, будто по команде, взметнули руки вверх и начали бить себя в грудь кулаками, и на миг меня обдало теплом массы разгоряченных человеческих тел. Это и был матам.

Шииты прошли, и вскоре набережная опустела.

Но и на этом не заканчивается оплакивание имама Хуссейна. На десятый, двадцатый и сороковой день мусульмане еще и еще раз вспоминают древнюю трагедию в песках Карбалы.

На десятый или двадцатый день после шествия шиитов по набережной Муси мне пришлось быть очевидцем последнего «акта» мухаррама.

Долго проблуждав по темным улицам Нового города, я оказался в конце концов в районе Муршидабада и из темноты вышел вдруг на шумный и пестрый базар, полный народа. Обширная площадь была заполнена прилавками. Продавались сладости, игрушки. На кострах шипели чаны, от которых неслись аппетитные запахи. На прилавках призывно горели яркие лампочки и фонари. Большие южные звезды, не мигая, удивленно смотрели с чернильно-темного неба на этот базар, шумевший в столь неурочное время.

Посередине площади, вокруг большой груды дров и всякого горючего хлама, густо толпился народ. Сотни полицейских едва сдерживали напор многолюдной шумливой толпы, где всяк стремился оказаться поближе к загадочной груде.

Меня совсем затолкали. На крышу соседнего дома по длинным бамбуковым лестницам лезли шииты, и я увязался за ними. Хозяин дома не дремал. Он собрал со всех зрителей по полрупии и, ворча, прогнал «зайцев», желавших посидеть на крыше даром.

А внизу уже запалили костер, который долго полыхал огромными огненными языками без дыма и копоти. Когда груда осела, уголья стали разгребать по площади. Для этого служили грабли с длиннейшими рукоятками. Люди, выполнявшие эту работу, закрывались от жара и искр рукавами рубах.

— Смотрите, сейчас начнется самое главное! — сказал мне кто-то из соседей по крыше.

Возле огненной груды, под знаменами, которые колыхались у самого ее края, началось сильное движение. Послышались громкие ликующие возгласы, песни, загрохотали барабаны. И вдруг прямо по огненному ковру, по раскаленным углям, раскинув руки и часто часто семеня босыми ногами, пробежал толстяк иранец. За ним, вздымая огненные искры, проковылял старик, затем еще множество людей. Все они тоже были босыми.

На крыше вместе с другими сидел пожилой низкорослый человек с черной как смоль бородкой. У него было темное лицо, сверкающие глаза. Он выделялся широкой черной хламидой, уверенными жестами и властной речью. Оказалось, что это был мазхаби пешва — духовный глава шиитов Хайдарабада. Он и объяснил мне смысл происходившего внизу: имам Хуссейн незримо присутствует возле костра. Все истинно верующие могут без страха пройти босиком по кострищу — имам не даст никому обжечься. И, конечно, подчеркнул он, большинство бегавших по горячим угольям были шииты!