Дэвид Аттенборо - Путешествия натуралиста. Приключения с дикими животными

Петушиные бои — развлечение гораздо более жестокое. Они проходят несколько раз в год, как часть ритуала: божества балийцев время от времени требуют, чтобы в их честь проливали свежую кровь. Но, кроме прочего, это всегда громкое и зрелищное спортивное событие, во время которого болельщики делают немалые ставки на победителя. Нам рассказывали о человеке, который так твердо верил в боевые качества своего петуха, что поставил на его выигрыш не только дом, но и все состояние в несколько сотен фунтов. Ставка оказалась настолько велика, что ее не согласились принять.

В день боев вдоль главной улицы выстраиваются ряды конусообразных клеток с молодыми, известными буйным нравом петухами. Рядом с клетками сидят хозяева, в основном старики. Они нежно поглаживают пестрых птиц, похлопывают их по груди, подбрасывают, расправляют перья на петушиных шеях, придирчиво оценивают бойцовские свойства своих питомцев, а также соперников, сравнивают их по оперению, цвету, размеру гребней, воинственному блеску в глазах и выбирают, кто с кем будет биться.

Как-то утром мы заметили, что на деревенском рынке царит необычное оживление. Повсюду стояли невысокие прилавки и столы для продавцов сатэ и торговок пальмовым вином, а также странным, неестественно розовым напитком, который обожают балийцы. Деревня готовилась к ритуальным, приуроченным к празднику, петушиным боям. В середине большого, крытого соломой шатра, где обычно собиралась деревенская община, вдавленными в земляной пол бамбуковыми палками огородили ринг. Вокруг него соорудили невысокую изгородь из бамбуковых листьев, за которой должны были стоять зрители.

Балийские боевые петухи

В день праздника в деревню из дальних селений съехались мужчины. У каждого в руках или на плече — сделанный из пальмового листа мешок с дыркой, из которой свисал роскошный петушиный хвост. В шатре, вокруг ринга, собралась шумная толпа. На земле, перед ширмой, скрестив по-турецки ноги, восседал старик, выбранный судьей. Слева от него стояла доверху наполненная водой глубокая чаша; в ней плавала половинка большой кокосовой скорлупы с едва заметной дыркой внизу. Это были часы, с помощью которых отсчитывалось время каждой схватки; битва длилась до тех пор, пока скорлупа не наполнится водой и не осядет на дно. Рядом с чашей на земле лежал маленький гонг, по звуку которого начинался и заканчивался бой.

На ринге, перед ширмой столпилась дюжина мужчин с петухами в руках. Они наперебой хвастались своими птицами, ерошили им перья, пока наконец не решили, кто с кем бьется, после чего разошлись, чтобы надеть каждому петуху на лапу боевую шпору с лезвием; ее приматывают в том месте, где когда-то была настоящая шпора. Через несколько минут первую пару в полной боеготовности вынесли на ринг. Петухов поставили друг напротив друга, и они, воинственно кукарекая и раздувая зобы, принялись задираться, а зрители, наблюдая за этой демонстрацией мощи, оценивали достоинства бойцов и, громко перекрикиваясь через ринг, делали ставки. Судья ударил в гонг — и бой начался. Птицы столкнулись клюв к клюву, угрожающе распушив перья, потоптались друг вокруг друга, через несколько секунд с грозным криком высоко подпрыгнули и намертво сшиблись шпорами. В воздухе блеснули стальные острия. Одну из птиц явно воротило от таких жестоких игрищ: она то и дело норовила убежать с ринга. Как только миролюбивый петух приближался к изгороди, толпа расступалась, чтобы случайно не пораниться о лезвие, торчащее из петушиной ноги, а хозяин хватал незадачливого вояку и терпеливо возвращал на поле. Вдруг сквозь перья «пацифиста» проступило большое темное пятно; это означало, что петух серьезно ранен. Он снова попытался сбежать, его в очередной раз вернули и поставили перед разъяренным соперником. Ни нападать, ни защищаться раненая птица не могла, но по правилам бой должен продолжаться до смерти одного из противников. Судья ударил в гонг и что-то приказал. На ринг внесли похожую на колокол большую клетку, посадили в нее обоих петухов, и там победитель окончательно растерзал обессилевшего соперника.

Второй бой оказался более жестоким, поскольку участники были настроены крайне воинственно. Они остервенело наскакивали друг на друга, выдирали бороды и перья на шеях, до крови били друг друга шпорами. В коротких перерывах хозяева делали все, чтобы привести своих бойцов в форму, — дышали им в клювы, чтобы напрямую вдохнуть воздух в легкие, один из них взял на палец каплю крови и заставил петуха ее проглотить. Бой закончился, только когда один из соперников, вконец ослабевший от ран, обескровленный, получил смертельный удар и, тяжело дыша, упал на землю. Победитель продолжал яростно бить умирающего противника в подбородок, клевать в почти закатившиеся глаза, пока хозяин не оттащил его прочь.

В тот день погибло множество птиц, и огромные суммы перекочевали из рук в руки. На ужин во многих семьях лакомились курятиной с рисом. Божества, ради которых совершались бои, вероятней всего, тоже остались довольны.

Свою последнюю ночь на острове мы провели в Денпасаре, откуда идущий на запад паром должен был доставить нас на Яву. Нам удалось снять комнаты в маленьком losmen — дешевой и скромной гостинице в тихой части города, и, расположившись, мы отправились с прощальными визитами к знакомым чиновникам, которые помогали нам в поездке. Вернулись ближе к полуночи — и увидели, что на крыльце, отчаянно заламывая руки, нас дожидается крайне обеспокоенный хозяин нашего пристанища. Оказалось, что приехавший из соседней деревни водитель грузовика привез для нас срочную новость. Речь, по всей видимости, действительно шла о чем-то крайне важном и не терпящем отсрочки. Мы по невежеству не поняли ни слова, а наш бедный хозяин, страдальчески морща лоб, все пытался что-то объяснить и настырно твердил: « Klesih, klesih, klesih». Мы понятия не имели, что это значит, однако его настойчивость совершила чудо: до нас наконец дошло, что прямо сейчас, сию минуту, мы должны отправиться в деревню, где ждет безотлагательное дело, иначе наутро нам придется покинуть Бали, так и не узнав, чего именно мы этой ночью лишились.

За полночь мы приехали в деревню и, переполошив нескольких мирно спящих жителей, в конце концов разыскали посланца. Им оказался Алит, один из младших сыновей большого семейства, у которого мы останавливались в прошлый приезд. К счастью, он немного говорил по-английски.

«Тут, — сбивчиво объяснил он. — Здесь, рядом, в деревне, этот… Klesih».

Кто такой klesih , Алит объяснить не смог. Судя по всему, это был зверь, но какой именно, мы так и не поняли. Ничего не оставалось, как пойти и посмотреть самим. Алит куда-то исчез, через несколько минут вернулся, держа над головой ярко горящий факел из пальмовых листьев, и вместе мы отправились через поля.