Дэвид Аттенборо - Путешествия натуралиста. Приключения с дикими животными

Чарльз моих порывов не разделял, хотя я, как мог, пытался его заверить, что часть пути мы проделаем верхом. В конце концов, мне ничего не оставалось, как нанять у местных жителей только одну лошадь.

На рассвете перед нашим домом появился невыносимо жизнерадостный человек, который вел под уздцы унылую, тощую клячу. Он бодро похлопал печальное создание по бокам, широко улыбнулся, показав обломки зубов, почерневших от постоянного жевания бетеля, и сообщил, что привел одного из самых сильных, выносливых и быстрых коней в Третесе, вполне достойного заоблачной суммы, которую я согласился заплатить его хозяину.

Я взобрался на лошадь, чувствуя себя нечестивцем, использующим столь возвышенное создание для своих низких целей, хозяин, похожий на престарелого гнома, ее энергично стеганул, и бедное животное на скорости улитки, волоча по земле стремена, двинулось из деревни.

Вскоре дорога резко пошла вверх. Мой буцефал печально взглянул на крутую тропу, шумно вздохнул и замер. Его хозяин лучезарно улыбнулся и свирепо рванул поводья. Лошадь не шелохнулась. Судя по выразительным, громким звукам, что раздавались у меня за спиной, она мучилась от несварения, и, чтобы хоть немного облегчить ее участь, я слез. Лошадь тут же взбодрилась и весело побежала вверх. Примерно через 800 метров, когда мы добрались до очередного указателя высоты над уровнем моря, проводник сказал, что дальше можно ехать верхом. Поначалу животное вело себя безукоризненно, однако минут через десять вдруг замедлило ход и вскоре остановилась. Престарелый мужчина снова дернул за поводья, на сей раз так сильно, что они оторвались. Теперь править лошадью было крайне затруднительно, и мне ничего не оставалось, как спешиться. В ту самую минуту, когда я спускался, лопнула подпруга. Бедная кляча так удрученно наблюдала за тем, как рассыпается на части ее сбруя, что я не нашел в себе сил на нее взобраться, и мы втроем печально побрели вверх. Шли мы медленно; каждые полчаса я останавливался, чтобы подождать мою бесценную клячу и ее хозяина.

Наш путь лежал через лес, не похожий ни на один из лесов, какие мне доводилось видеть прежде. Повсюду росли орхидеи и древовидные папоротники, их кроны, словно гигантские кусты, раскинулись на стройных, сухих стволах. Чуть выше начинались отдаленно напоминающие сосновые леса прозрачные рощи казуарины: сухие, чистые стволы, ветви с длинными, мягкими иглами, опутанные серебристыми нитями испанского мха. Часов через пять мы подошли к поселению, состоящему из нескольких низких, крытых соломой хижин. У стены из дерна стояли плетеные корзины, доверху наполненные ярко-желтой серой. Из хижин почти одновременно показались несколько невысоких, смуглых мужчин в заношенных рубашках или саронгах, в самых разных головных уборах — от потрепанных фетровых шляп и рваных питжи до примитивных тюрбанов — и угрюмо уставились на нас.

Я сел у края дороги и вытащил бутерброды. Вскоре появился мой проводник и сообщил, что кратер всего в часе ходьбы отсюда, но тропа крутая, узкая, и лошадь не пройдет. Следовательно, мне предстоит подниматься одному, а он останется здесь, заодно починит сбрую, и бедное животное немного переведет дух.

Пока я ел, шахтеры, добывающие серу, перешептывались с хозяином клячи, подозрительно поглядывая в мою сторону. Вскоре от компании отделились шестеро, подхватили пустые корзины и отправились по узкой тропе, протоптанной между казуаринами. Вид у них был довольно неприветливый, и все же я пристроился сзади и поплелся за ними. Мы прошли через лес и двинулись вверх, цепляясь за валуны запекшейся лавы и чахлый кустарник. Теперь мы шли на высоте более 2,5 километра; здесь было холодно, в разреженном воздухе дышалось все труднее. Время от времени нас накрывал густой туман. Шли молча; казалось, шахтеры не замечают моего присутствия. Где-то через полчаса один из них вдруг затянул высоким фальцетом протяжную песню. Насколько я мог разобрать слова, это была бесконечная, заунывная баллада обо всем, что случилось в этот день.

« Orang ini, — на одной ноте пел он, — ada Inggeris, tidak orang Belanda ».

Понять было нетрудно: «Этот человек англичанин, а не голландец». Поскольку пелось обо мне, ничего не оставалось, как ответить собственной импровизацией. Я с трудом связал несколько имевшихся в моем скудном лексиконе слов и, дождавшись, когда закончится очередная строка, встрял в паузу.

«Этим утром, — я изо всех сил старался подражать мелодии, — ел я рис. Вечером снова буду есть я рис. Завтра, что делать, тоже буду есть рис».

Притом что это было глупо и не в тему, моя импровизация произвела неотразимое впечатление. Мужчины остановились и скорчились от смеха. Когда они успокоились, я вытащил из кармана пачку сигарет, и мы, усевшись на валуны, покурили. Разговора не получилось — они почти не понимали моих слов, а я, без словаря, крайне смутно догадывался, что мне хотят сказать. Тем не менее лед между нами растаял, и дальше мы пошли дружной компанией.

Через некоторое время мы поднялись на вершину. Огромный, утесами уходящий метров на шестьдесят вглубь горы, засыпанный валунами главный кратер казался мертвым. Однако сам вулкан, несомненно, жил: прямо за кратером виднелась витая колонна белесого дыма. Мы подползли чуть поближе и глянули вниз. Теперь было видно, что дым идет не из одного жерла, а из сотен маленьких, разбросанных по склонам котловин. В них что-то шумело, грохотало, воздух был наполнен зловонными испарениями, казалось, будто гора охвачена пламенем и тонет в удушливой гари. Вокруг стоял отвратительный, кислотный запах; от него перехватывало дыхание, земля под ногами была усеяна мелкой серной пылью. Сквозь колышущиеся клубы дыма я разглядел маленькие фигурки людей, работавших в этом аду. Они перекрывали поток испарений, чтобы газ, расходясь по расположенным лучами трубам, по пути остывал и оседал на руду. Кое-где рабочие прочищали ломами забившиеся трубы, другие откалывали серу, скопившуюся по краям котловины длинными сталактитами, рубиново-красными внутри и ослепительно-желтыми по краям.

Добытчики серы

Мои спутники, перекрикиваясь друг с другом сквозь оглушительный шум, нырнули в дымовой водоворот, чтобы набрать серы. Казалось, они не замечают зловония. Вскоре они появились, жизнерадостно улыбаясь, с наполненными доверху корзинами, и тут же, не медля ни минуты, побежали по склону вулкана вниз, к своей стоянке. Я поспешил за ними: не терпелось поскорее выбраться на свежий воздух. Вскоре небо очистилось, дым развеялся — и открылись лежащие далеко под нами зеленые равнины, а на горизонте показалось Яванское море. Чуть дальше на востоке высилась еще одна горная гряда. Над ней висела, нет, не обычная туча, как мне сперва показалось, а пелена вулканического дыма, куда более широкая и густая, чем та, какую мы видели над Валирангом. Я спросил одного из своих спутников, как называется эта гора.