Дэвид Аттенборо - Путешествия натуралиста. Приключения с дикими животными

«Это лодка моего сына», — сообщил он и с тем удалился.

Тем временем Хэлинг сменил лучший саронг на более пригодную для работы одежду, общими усилиями мы спустили его каноэ на воду, и ровно через два часа после того, как наша долбленка ткнулась в этот берег, мы втроем, на двух лодках, отправились в обратный путь. К нам присоединился еще десяток жителей деревни. Мы подняли продолговатый парус, прикрепленный к бамбуковой мачте, и сильный ветер погнал нас по волнам назад, к засевшему на мели проа.

Возвращение к нашему проа

Когда мы вернулись, выяснилось, что Чарльз в наше отсутствие не бездельничал, а снимал панорамы острова, и сейчас его камеры и объективы в беспорядке валялись на палубе. Наши спутники тут же забрались на борт и с восторгом вцепились в невиданные прежде штуковины. Мы наперебой принялись объяснять, что, к сожалению, трогать это нельзя, спешно собрали аппаратуру и унесли в трюм. Разочарованные нашими действиями, гости переместились на корму. Когда мы к ним присоединились, они сидели кружком и о чем-то болтали с капитаном и Хассаном. Хэлинг держал в руках еще совсем недавно почти полную нашу бесценную банку маргарина.

Он тщательно выскребал дно пальцами и сосредоточенно размазывал маргарин по длинным черным волосам. Я огляделся. Кто-то смазывал маргарином голову, другие с наслаждением облизывали пальцы. Единственная банка была пуста; это означало, что жарить больше не на чем и теперь нам придется довольствоваться исключительно вареным рисом.

Я был готов их отругать, но вовремя осознал, что злиться слишком поздно, и угрюмо замолчал.

Тут меня окликнул Хассан.

«Tuan, — спросил он, почесывая голову жирными пальцами, — у тебя есть расческа?»

Тем же вечером наше проа благополучно бросило якорь в заливе. Мы собрались в доме petinggi , чтобы подробно обсудить наши планы. Он подтвердил, что на острове действительно обитают гигантские вараны — он называл их buaja darat , то есть земные крокодилы, — и они освоились так, что иногда забредают в деревню порыться в отбросах. «А местные жители пытались их поймать?» — спросил я. Старейшина отрицательно затряс головой. В пищу, объяснил он , buaja почти не годятся, не то что кабаны, которые стадами бродят по этим местам, а если съесть нельзя, какой смысл охотиться? Это, кроме прочего, очень опасно. Когда, несколько месяцев назад, один из жителей деревни, пробираясь через кусты, случайно наступил на варана, неподвижно лежащего в зарослях аланг-аланга, чудище сбило его мощным ударом хвоста, схватило за ноги так, что тот не смог шевельнуться, и, обернувшись, зверски искусало огромными зубами. Беднягу довольно быстро нашли приятели, но раны оказались такими глубокими, что через несколько дней он умер.

Мы спросили, чем лучше всего приманить варанов, чтобы их сфотографировать. Старейшина не задумываясь ответил, что у этих гадов очень острый нюх и они издалека прибегают на запах падали. Сегодня он зарежет двух коз, завтра с утра его сын переправит туши на другой конец бухты, который облюбовали вараны, — и беспокоиться нам не о чем.

Ночь выдалась на редкость ясная. В небе, над зубчатыми очертаниями Комодо, сиял Южный Крест. Наше проа мерно покачивалось на тихой воде залива. Мы только что закончили ужин, который впервые за шесть дней состоял не из «пустого риса»: Сабран добыл в деревне два десятка мелких куриных яиц и приготовил роскошный омлет, который мы с наслаждением запили холодным, чуть забродившим кокосовым молоком. Команда разбрелась, мы с Чарльзом лежали на палубе, подложив руки под голову, и всматривались в невиданный прежде узор созвездий. Временами по черному куполу неба, оставляя за собой ослепительный след, проносились огромные падающие звезды. Из деревни доносились мерные удары гонга. Я пытался представить, что нас ждет завтра, и от волнения долго не мог уснуть.

Наутро мы проснулись чуть свет и принялись перетаскивать аппаратуру в каноэ. Я надеялся, что мы отплывем рано, однако Хэлингу понадобилось почти два часа, чтобы подготовиться к путешествию и найти трех добровольцев, готовых перетаскивать наше барахло. Наконец мы помогли столкнуть в воду его четырехметровое каноэ с бревном-балансиром, погрузили в него камеры, штативы, магнитофоны, а также две висящие на бамбуковом шесте козлиные туши — и отчалили.

К этому времени солнце уже поднялось довольно высоко. Вода, пенясь и разбрызгиваясь, переплескивалась через бамбуковый балансир. Хэлинг сидел на корме и веревкой, привязанной к углу прямоугольного паруса, направлял его, чтобы поймать ветер. Через некоторое время мы вошли в пролив между крутыми каменистыми утесами. Я посмотрел вверх: прямо над нами, на выступе, сидел, высматривая добычу, великолепный орлан; солнце играло на его золотисто-рыжей мантии.

Наконец мы причалили у входа в долину, заросшую чахлым кустарником, тянущимся от каменистых гор, на которых кое-где виднелась жухлая трава. Хэлинг повел нас вглубь через колючие заросли. Шли мы примерно час. Время от времени нам попадались клочки саванны, островки зеленых равнин, на которых росли увенчанные густыми кронами пальмы. Их тонкие, похожие на точеные колонны безлистые стволы тянулись к небу метров на пятнадцать, а то и больше и на самом верху взрывались веером резных листьев. То и дело нам попадались мертвые, обожженные солнцем деревья с побелевшими, облезлыми ветвями. Если не считать стрекота, шуршания, гудения насекомых и громких вскриков пролетавших над нами желтохохлых какаду, никаких признаков жизни вокруг не было. Мы перебрались вброд через мелкую затоку с грязной, солоноватой водой и, продираясь сквозь кусты, двинулись к самому началу долины. Стояла невыносимая духота; казалось, затянувшие небо низкие облака, словно клочковатое одеяло, удерживают жару на выжженной земле.

Мы вышли к высохшему, каменистому руслу ручья, по ширине и уровню напоминавшему дорогу. Над ним нависал увешанный клубками корней и лиан берег высотой метра четыре. Деревья, что росли на склонах обоих берегов, склонялись друг к другу, их ветви переплетались, образуя высокую арку, под которой вилась река.

Хэлинг остановился, поставил наши камеры на землю и с важным видом сообщил: «Здесь».

Теперь предстояло произвести тот самый запах, который, как мы надеялись, привлечет варанов. За время пути козлиные туши несколько подгнили, набухли, раздулись, округлились и стали похожи на большие барабаны. Сабран надрезал подбрюшье одной из них — и в воздухе распространилось зловоние. Затем он развел костер и сжег кусок козлиной кожи. Хэлинг забрался на пальму, сорвал несколько листьев, с помощью которых они с Чарльзом соорудили что-то вроде навеса, мы с Сабраном тем временем разложили вдоль всего каменистого русла козлиные туши и, расположившись в пальмовой тени, приготовились ждать.