Дэвид Аттенборо - Путешествия натуралиста. Приключения с дикими животными

«Может быть, — с надеждой предположил я, — они собираются на ночную охоту?»

В ответ Сэнди саркастически усмехнулся: «Собираются, как бы не так. И уговаривать их бессмысленно. Никакая сила на свете не заставит индейцев торопиться».

Я покрепче натянул гамак между деревьями, забрался в него и настроился на сон. У костра индейцев царило буйное веселье. Они что-то горланили, громко хохотали, пустили по кругу бутылку тростниковой водки и пили из нее шумными, долгими глотками. Пустую бутылку с воплем зашвырнули в ближайшие кусты. Тут же из холщового мешка появилась другая. «Они еще долго не угомонятся», — печально подумал я, натянул на голову пончо и снова попытался уснуть.

Вдруг раздался оглушительный взрыв. Что-то просвистело у меня над головой. Я испуганно вскочил. Индейцы, потрясая ружьями, плясали вокруг костра. Один из них размахивал бутылкой, другой с воинственным воплем стрелял в воздух.

Ситуация выходила из-под контроля. Надо было срочно их остановить, пока не появились первые жертвы.

Чарльза я нашел в хижине, уже выбравшегося из гамака. Он нервно рылся в аптечке.

«Господи, — воскликнул я. — Тебя ранили?»

«Нет, — буркнул он. — Но я хотел бы это предотвратить».

К нам вихляющейся пьяной походкой направился «парламентер», с печальным видом протянул пустую бутылку и что-то забормотал. Вероятней всего, он просил восполнить запасы питья. Чарльз протянул ему кружку воды и незаметно что-то в нее бросил.

«Снотворное, — шепнул он мне, — вреда никакого, а нам не придется прятаться от выстрелов».

Тем временем подтянулись остальные: они боялись, что им не достанется напиток, который выпросил их приятель. Чарльз оделил каждого кружкой «снотворной воды», они разом выпили и, недоуменно моргая, уставились на нас, удивленные тем, что у напитка, который мы им протянули, не было вкуса.

Я не думал, что снотворное подействует так быстро. Уже через несколько минут первый из наших визитеров выронил ружье и, тряся головой, грузно осел на землю. Некоторое время он мерно раскачивался, а потом обмяк и упал на спину. Вскоре все четверо уснули. На стоянке воцарилась тишина.

Наутро мы обнаружили их в тех же местах, где они вчера рухнули. Проснулись они пополудни, в тяжком похмелье и с печальным видом долго сидели под деревьями, глядя перед собой мутным взором. Слипшиеся волосы закрывали их непротрезвевшие лица.

Ближе к вечеру индейцы пришли в себя и двинулись со стоянки. Я робко надеялся: а вдруг теперь, когда праздник кончился, они отправились на охоту, чтобы отработать хотя бы вчерашние фарину и мате, но с тех пор мы их больше не видели.

Два дня спустя на стоянку вбежала Куарента и приветствовала нас шумными собачьими нежностями. За ней, не теряя достоинства, шествовал надменный Дьябло. Вскоре подтянулись остальные и разлеглись под деревьями. Минут через десять из-за угла появился Комелли. Шляпа была сдвинута набок, на шароварах сияла прореха. Завидев нас, он грустно покачал головой.

«Ничего… — Комелли со вздохом спрыгнул на землю. — Много километров на восток прошел, монте закончилась, и ничего не нашлось…»

Он в сердцах плюнул и принялся распрягать лошадь.

«Шлюха!» — в сердцах ругнулся я, подражая Скотобойцу: испанское слово, если его произносить с горечью, хорошо выражало разочарование.

Комелли осклабился, в черной щетине блеснули белые зубы.

«Искать его, конечно, можно, но если не повезет, то не повезет. В прошлом году здесь, в монте, я видел норы, много-много, и сдуру решил на него поохотиться. Хотел просто посмотреть, какой он. Целый месяц мы с собаками по ночам обшаривали окрестности, но этим гадом даже не пахло нигде. Так что я сказал, да гори он синим пламенем! А потом, через три дня как-то вечером, когда я про эту сволочь и думать забыл, вдруг какой-то мелкий перебегает дорогу, ну прямо перед лошадью. Я спрыгнул, схватил его за хвост. Это было нетрудно, повезло просто. А больше я их никогда не видел».

Я, конечно, не надеялся увидеть живого и невредимого броненосца, притороченного к седлу Комелли, но втайне мечтал, что наш проводник найдет нору, следы или хотя бы помет, какой-нибудь оставленный броненосцем знак, и тогда мы начнем осторожно и старательно его выслеживать. А пока отправляться на поиски было бессмысленно.

Комелли похлопал лошадь по крупу и пустил пастись.

«Не расстраивайся, амиго , — ему явно хотелось меня утешить. — С этим каррето никогда не поймешь. Может заявиться к нам в лагерь хоть сегодня вечером. Вот тебе. — Он отвязал от своей котомки холщовый мешок. — Может, хоть немного порадует».

Я открыл мешок и осторожно заглянул внутрь. На дне я увидел большой рыжий мохнатый шар.

«Оно кусается?»

Комелли в ответ рассмеялся и покачал головой.

Я запустил руку в мешок и одного и другим вытащил четыре пушистых создания с блестящими глазами, вытянутыми любопытными мордами и длинными, в черное колечко, хвостами. Это были детеныши носухи, такие славные, что я на миг забыл о броненосце. Отважные зверьки тут же принялись, негромко рыча, карабкаться по мне, покусывать меня за уши и совать морды в карманы. Они так оживились, что в конце концов пришлось опустить их на землю. Неугомонные существа обрадовались еще больше, начали носиться друг за другом, кувыркаться и ловить свой хвост.

Взрослая носуха — довольно грозный зверь с огромными лошадиными зубами и неуемной страстью кусать, все, что движется, большое и маленькое. Они передвигаются группами, держат в страхе своих мелких соседей и жадно пожирают личинок, червяков, корни, только что вылупившихся птенцов — словом, все, что можно съесть. Комелли рассказал, что его собаки случайно наткнулись на самку с десятью детенышами. Они бросились наутек, мамаша вскарабкалась на дерево, малыши полезли за ней, но Комелли удалось поймать четверых. В юном возрасте они легко приручаются, а более забавных существ, чем ручные носухи, на свете найдется немного. Словом, я был очень рад их появлению.

Из жердей, связанных гибкими стеблями, мы соорудили для них небольшой загон. Внутри закрепили большую ветку — это была детская площадка со «шведской стенкой». За неимением лучшего угостили их вареной маниокой. Зверьки, шумно чавкая, ее немедленно сжевали, потребовали добавки и вскоре нажрались так, что бегать и даже ходить не могли, а лишь комично переваливались. Они устроились в углу, несколько минут задумчиво почесывали заметно округлившиеся животы и наконец уснули.

А мы задумались. Было понятно, что на одной маниоке они долго не проживут. Их желудки требуют мяса. Впрочем, наши тоже. Мы не видали его уже несколько дней, и так дольше продолжаться не могло. Мясо необходимо добыть. Однако не успели мы задаться вопросом, где его взять, как Провидение послало ответ.