Дэвид Аттенборо - Путешествия натуралиста. Приключения с дикими животными

С южным ветром в эти места приходит пронизывающий холод и затяжные, унылые дожди. В такие дни, чтобы скоротать время вынужденного бездействия, мы нередко приходили в стоявшую рядом с загоном для скота просторную хижину, где у местных пастухов было что-то вроде клуба. Здесь они обсуждали новости, точили ножи, плели из сыромятной кожи лассо, флиртовали с метисками, что работали на кухне, и без конца пили горячий мате. В центре ярко пылал очаг, пастухи теснились, чтобы дать нам место поближе к огню, и пускали по кругу терпкий, согревающий напиток. Нас привечали, как старых друзей, мы с наслаждением вдыхали пряный аромат, в котором смешались запахи лошадей, кожи и тлеющих лучин из древесины пало санто.

Одним дождливым утром, придя в хижину, я обнаружил, что в ней нет никого, кроме десятка лоснящихся, откормленных собак. Они недоверчиво разглядывали меня. Приглядевшись, я заметил, что на скамье, вытянувшись в полный рост и прикрыв лицо пыльной широкополой шляпой, лежит очень высокий — под два метра — незнакомый мужчина в рваных старых бомбачос, расстегнутой рубахе, перетянутой выцветшим индейским поясом. Обуви у него не было; по заскорузлым пяткам каждый мог догадаться, что он предпочитает ходить босиком. Насколько я мог сказать, я никогда не видел его раньше.

« Buenos dias [23] Добрый день ( исп .). », — поздоровался я.

« Buenos dias », — проворчал он из-под шляпы.

«Вы пришли издалека?» — спросил я, с трудом связывая испанские слова.

«Да», — ответил он, лениво почесывая живот.

Повисла пауза.

«Холодно сегодня». — Я попытался вести светскую беседу, но никакой темы, кроме погоды, придумать не мог.

Незнакомец спустил ноги, сдвинул шляпу на затылок и сел. Это был статный мужчина с темными, чуть тронутыми сединой, вьющимися волосами. Смуглое, обветренное лицо украшала многодневная щетина.

«Как насчет мате?» — спросил незнакомец. Не дожидаясь ответа, он вытащил из служившего ему подушкой холщового мешка чашку в форме коровьего рога, серебряную бомбилью и небольшой пакет с высушенным зеленым мате, молча отсыпал немного в рог, залил водой из стоящего рядом глиняного сосуда, перемешал и принялся жадно всасывать напиток через бомбилью. Выплюнув первую, мутную воду, он снова наполнил рог и передал мне.

«Что вы здесь делаете?» — В его голосе звучало требовательное любопытство.

«Ищем животных».

«Каких?»

«Тату, — не задумываясь, ответил я. — Самых разных тату».

«У меня есть тату каррета», — сообщил незнакомец.

По меньшей мере, я подумал, что он так сказал, но не был уверен. Возможно, он сказал в прошедшем времени или заявил, что может поймать тату каррета, если захочет. Я не мог быть уверен. «Momentito [24] Минуточку ( исп .). » , — выдохнул я и под проливным дождем помчался к дому за Сэнди. Мы вернулись, и Сэнди для начала завел со странным гостем учтивую беседу, которая, как считал наш переводчик, должна предшествовать любому серьезному делу. Я сидел рядом, сгорая от нетерпения. Через несколько минут Сэнди пересказал мне краткое содержание их диалога. Звали незнакомца Комелли. Он был охотником, бродил по пустыне в поисках ягуаров, нутрий и лис, мех которых успешно обменивал на спички, патроны, ножи и прочие предметы, необходимые для бродячей жизни. В последний раз он ночевал под крышей лет десять назад, но бездомность его вполне устраивала.

«А что он сказал о тату каррета?» — Я не мог скрыть волнения.

«А…» — протянул Сэнди, сделав вид, что он случайно забыл о таком пустяке, и о чем-то спросил Комелли.

«У него когда-то был тату каррета, прожил несколько недель, но это было давным-давно».

«Что с ним случилось?»

«Умер».

«Где он его поймал?» «Далеко, очень далеко отсюда, за рекой Пилькомайо». «Он сможет нас завтра туда отвести?» Сэнди перевел вопрос. Незнакомец заулыбался.

«С удовольствием».

Я понесся домой делиться новостью с Чарльзом. Мы были готовы бежать за реку Пилькомайо. Даже если там не найдется гигантских броненосцев, мы наверняка увидим других животных, какие здесь не водятся. Ехать туда три дня верхом, еще несколько дней мы будем животных искать, так что вернемся не раньше чем через две недели. Фаустиньо предложил взять его лошадей, а багаж погрузить на запряженную быками повозку.

Однако, если не считать камер, магнитофона и пленки, грузить было особо нечего.

«Не беда, как-нибудь протянем на подножном корму». — Я старался говорить как можно бодрее, но получалось у меня неубедительно.

«Ладно, все равно ничего хуже здешней еды быть не может», — мрачно согласился со мной Чарли.

Это была сущая правда. Фаустиньо и Элсита были очень гостеприимны, но с непривычки блюда, которыми они нас потчевали, скорее отбивали, а не пробуждали аппетит. Это были в основном говяжьи внутренности — жареные кишки, какие-то вяленые, причудливо изогнутые органы, которые я, к счастью, опознать не мог, и огромные куски жесткого, как добротная резина, мяса. Если подножный корм предполагает смену рациона, можно считать, нам повезло.

Но на всякий случай мы решили порасспросить Фаустиньо.

«Чако — голодный край, — предупредил он. — Маниоку, фарину (маниоковую муку) и мате мы вам дадим, но на этом долго не протянешь».

Наш хозяин на миг задумался.

«Но чего вам бояться? — вдруг просиял он. — Если совсем проголодаетесь, я даю вам разрешение смело резать корову».

Следующие два дня ушли на сборы. Надо было починить кожаную упряжь, пригнать с обширных пастбищ лошадей и волов. Элсита пошарила в кладовой и снабдила нас большим чугунным котелком, а также сковородкой. Мы с Чарльзом набрали ящик апельсинов, а Фаустино любезно вручил бычью ногу, чтобы на первых порах было чем подкрепиться, прежде чем мясо протухнет на жаре.

В конце концов все было готово. Мы погрузили в повозку наше добро, запрягли быков, Сэнди натянул поводья, и под пронзительный скрип несмазанных колес мы торжественно двинулись с эстансии. Ветер сменился на северный, потеплело, над нами распахнулось безоблачное, пронзительно-голубое небо. Впереди, прокладывая путь, скакал Комелли. Тощий, в огромной широкополой шляпе, он ехал без стремян, почти касаясь длинными ногами земли, и был издалека похож на южноамериканского Дон Кихота. Вокруг носились его собаки. Комелли узнавал их не только по голосам, но и по следам. Время от времени он подзывал то одну, то другую. Вожака звали Дьябло, то есть «Дьявол», его ближайшего помощника — Капитас, то есть «Старшой», имена двух других псов я не запомнил, а первая красавица всей собачьей компании, коричневая вальяжная любимица Комелли звалась Куарентой, что означает «Сороковка». Это имя она заслужила величиной лап; Камелли с гордостью говорил, что ей вполне в пору пришлись бы сапоги сорокового размера.