Владимир Шнейдеров - Великим Северным (Поход Сибирякова)

Так же все блестит и сверкает на маленьком «Уссурийце», солидно переваливающемся перед нами на широкой океанской волне. Пуповина черного, увешанного водорослями буксирного каната соединяет корабли и будет держать их связанными до самой Иокогамы.

Трудно даже представить себе, что месяц назад оба судна были измяты, ободраны льдами, закопчены и измазаны, как самые старые, неряшливые угольные шаланды.

Мы на большой тихоокеанской дороге. Юг чувствуется во всем. Забортная вода под корабельным душем как парная — мы вошли в воды Куро-Сиво, несущего с юга свои могучие теплые струи. Его скорость достигает двух-трех, местами шести километров в час, а ширина у берегов Японии около пятисот километров.

На горизонте возникают, разрастаются и исчезают черные дымы встречных пароходов. Когда они проходят совсем рядом, толпы пассажиров высыпают на палубы, чтобы посмотреть на редкостное зрелище: маленький рыболовный тральщик тащит на буксире большой морской пароход. Видимо, люди уже знают о сенсационном походе «Сибирякова» и что-то нам кричат, машут руками, приветствуют.

Ночью сворачиваем к берегу и берем курс на залив, в глубине которого прячется главный портовый город Японии — Иокогама. На ее верфях будет ремонтироваться наш израненный льдами ледокол.

Невысокие гористые берега постепенно сжимают горловину глубокого залива. Сменяя друг друга, возникают удивительные картины, хорошо знакомые нам по цветным старинным японским гравюрам и современным ярким рекламным открыткам. Япония удивительно красива и, пожалуй, в своем специфическом пейзаже неповторима. Маленькие, причудливо изогнутые, похожие на итальянские пинии, темно-зеленые сосны с красными стволами лепятся на скалах, украшенных мхом и изумрудными папоротниками. Узенькие, выложенные плитами тропки ведут к чистеньким деревянным домикам, иногда крытым соломой или черепицей, к небольшим живописным виллам.

Кое-где среди мирного идиллического пейзажа вдруг промелькнет беловато-голубой бетон крепостных сооружений, фортов и укреплений с черными провалами амбразур, не слишком тщательно замаскированных зеленью трав. В бухтах и за островками отстаиваются серые громады-военных кораблей — линкоров и крейсеров. Посвистывая звонкими гудками, проносятся юркие моторные лодки и катера, ближе к Иокогаме их становится все больше.

Сужающийся канал вдруг выводит нас к широкой овальной бухте — и перед нами Иокогама, морские ворота Большого Токио. Иокогама раскинулась на десятки километров лесом дымящих заводских труб, коробками доков, бетонными линиями причалов.

У берега и на рейде множество судов под флагами всех стран мира. Иокогама — важный порт на океанских путях, жизнь здесь кипит круглые сутки. Становимся на рейде и мы — в ожидании таможников, полиции и разрешения на вход в порт. Как-то примут нас, пришедших в Иокогаму не подконтрольным морским путем через Цусимский пролив или со стороны океана, а с севера, откуда в Японию корабли еще никогда не приходили?

Ноябрь, но температура воздуха двадцать — двадцать восемь градусов тепла. Ласковый ветерок, пахнущий морем, едва овевает палубу. Зима полярного края осталась позади. Мы на юге, на широте Неаполя, и снова вернулись в лето. От этого плохо только одному нашему спутнику — медвежонку, ставшему уже солидным и достаточно злобным зверем. Матросы то и дело поливают его водою из шланга. Отправляясь в путешествие, мы не рассчитывали, что попадем в Японию, и никаких «парадных» костюмов с собой не брали. Только капитан стоит на мостике в форме; все мы, как ни наряжались, все же не выглядим по-праздничному.

Появляются один за другим катера. Приезжают работники посольства и забирают нас с собой в Токио. Мы мчимся на автомобилях по бесконечной улице, связывающей Иокогаму с Токио. Мост с изображением огромной бутылки, расцвеченной лампочками — рекламой рисовой водки «сакэ», является границей иокогамской и токийской префектур.

Нас приветливо и радушно принимают в посольстве — красивом новом здании квартала Азабу. В большом саду посольства работают садовники — рабочие в синих японских кимоно, украшенных на спине вместо традиционных иероглифов большой эмблемой советской страны — серпом и молотом.

Во время пребывания в Японии мы будем жить в посольстве. Наша киногруппа становится гостями посла — Александра Антоновича Трояновского, родного дяди моего оператора Марка Трояновского. Сибиряковцы острят, что такое совпадение было заранее продумано нами. Но это, конечно, только приятная случайность, кстати сказать, делающая нас недосягаемыми для вездесущих репортеров и назойливых полицейских в штатском.

Все газеты полны сообщений о походе «Сибирякова». Журналисты на ходу берут интервью и печатают их под кричащими заголовками. Результаты нашего путешествия расцениваются весьма высоко. Идут телеграммы со всех стран мира. С большим вниманием к экспедиции относится и Америка. Полностью напечатан во всех газетах текст правительственного приветствия. Две крупнейшие газеты Японии — «Нити-Нити» и «Асахи» — соревнуются в сенсационной подаче материалов о нашей экспедиции.

В огромных залах, вместимостью в две — две с половиной тысячи человек, проходят наши доклады о походе «Сибирякова». Витрины больших магазинов на центральных улицах, выставки и стенды украшены портретами участников экспедиции, фотографиями «Сибирякова». Наши дни расписаны по часам, мы живем, вернее, только ночуем в здании посольства, — все остальное время уходит на доклады, бесчисленные банкеты, визиты и приемы.

В первый же день работники посольства отвезли всех путешественников в большой универсальный магазин. Суровые полярники в кожаных костюмах и пальто, в морских фуражках и сапогах вышли из него элегантными, аккуратно подстриженными европейцами в новых костюмах, белоснежных сорочках и сверкающих ботинках (к досаде журналистов, восторгавшихся нашим походным одеянием).

Географическое общество Японии, клуб журналистов, множество научных и общественных организаций врачей, профессоров, инженеров, артистов наперебой приглашают участников экспедиции на торжественные приемы, банкеты, завтраки. Отто Юльевичу Шмидту достается больше всех. Его борода вызывает бурю восторгов. Чтобы не обидеть всех желающих встретиться с нами, он делит экспедицию на группы. Часто от своего имени Отто Юльевич посылает меня. Я выступаю, делаю общий доклад, занимая время до того момента, когда под гром аплодисментов появляется сам начальник «легендарной советской полярной экспедиции» и заканчивает доклад кратким послесловием. Так Шмидт, буквально по графику, переезжает с места на место, повсюду выступая перед общественностью японской столицы, не скрывающей своих симпатий к русским путешественникам.