Михаил Водопьянов - Повесть о первых героях

Каманин ехал в автомобиля по празднично украшенной, ликующей Златой Праге, ходил с Гагариным по крутым улицам, поднимался по деревянной лестнице, ведущей в Градчаны — пражский кремль, и рассказывал о том, как было здесь в последний день войны, когда шла еще перестрелка и грохотали танки по мостовой.

Нет, не думал он тогда, что вернется в этот один из красивейших городов мира с человеком, ставшим первым героем современности, совершившим бессмертный мирный подвиг во имя науки и прогресса!

Гагарина — сына колхозного плотника со Смоленщины и Каманина — сына сапожника принимала королева Великобритании.

Что и говорить, советским людям редко приходится встречаться с королями и королевами. Мы привыкли обращаться с этими фигурами только на шахматной доске. А тут двух советских военных летчиков пригласили на завтрак к королеве.

У входа в исторический Букингемский дворец гвардейцы в красных мундирах и высоких медвежьих шапках брали «на караул», приветствуя майора и генерала из СССР.

Вот что писала об этом приеме газета «Дейли Скетч»:

«Завтрак был самым веселым событием, имевшим место в комнате № 1844 Букингемского дворца, окрашенной в белый с золотом цвет. Более ста лет тому назад в ней принимали царя Николая I, а теперь — первого в мире космонавта».

Других русских в этой комнате не бывало, и в этом факте нельзя не видеть знамения времени!

…Германа Титова Каманин не провожал в космический полет. В это время он вместе с Гагариным находился на Американском континенте, в гостях у выдающегося политического деятеля современности, большого друга Советского Союза и борца за мир Сайруса Итона.

Ранним утром Каманина разбудил один из служащих Итона:

— Вставайте, мистер, второй человек из вашей страны в космосе!

Каманин не удержался и крикнул: «Титов!», тем самым раскрыл инкогнито космонавта № 2. Впрочем, это уже перестало быть секретом.

В жаркое августовское утро Николай Петрович Каманин снова приехал на космодром. На этот раз в путь к звездам отправлялся космонавт № 3. Точно в назначенное время взревели двигатели. Радио доносит веселый голос Николаева:

— Поехали!

И снова волнение. На этот раз на пять суток. Через сутки новые «космические» проводы звездоплавателя № 4 — Павла Поповича.

…Потом Валерий Быковский, Валентина Терешкова.

А затем целый космический экипаж: Владимир Комаров, Константин Феоктистов и Борис Егоров… И поразивший мир подвиг Павла Беляева и Алексея Леонова.

Кто же будет следующий?

— Ты сам, Николай, не собираешься слетать в космос? — спросил я Каманина…

— Видишь ли, Михаил, — серьезно ответил он мне. — Когда я поступал в летную школу, мне казалось, что я родился чересчур поздно. А теперь, выходит, для того, чтобы стать космонавтом, — поторопился… так годков на тридцать. А в общем, вероятно, родился в нужный срок… для того, чтобы отправлять других в космос.

— Долетит Молоков или не долетит? — не выдержав, спросил один из механиков.

— Конечно, долетит, — убежденно ответил Иван Тимофеевич Спирин, — но найдет ли нас? Вот в чем вопрос. Мне как штурману видно, как это чертовски трудно!..

Уже четвертый день живут на льдине вблизи Северного полюса тринадцать советских человек, и все это время с нетерпением ждут прибытия остальных трех самолетов экспедиции.

Вначале собирались одновременно всеми машинами лететь на полюс с ледяного аэродрома на куполе острова Рудольфа — нашей базы. Потом решили не рисковать четырьмя самолетами, когда неизвестно, что ждет впереди.

21 мая 1937 года к заветной географической точке в Северном Ледовитом океане, где соединяются все меридианы, где, как тогда казалось, хранится великая тайна рождения погоды, движения ветров, течений, дрейфа льдов, вылетел флагманский воздушный корабль «СССР Н-170». Остальные машины должен был привести на полюс Молоков.

От острова Рудольфа до Северного полюса 900 километров. Четырехмоторный самолет прошел это расстояние за шесть часов. И вот флагштурман Спирин выходит из кабины. На лице его сияет улыбка. Он подходит ко мне и торжественно тихо объявляет:

— Под нами полюс!

Я повел корабль на снижение. Перед глазами раскрылась величественная панорама — бесконечные ослепительные ледяные поля с голубыми прожилками разводьев. Поверхность океана, казалось, вымощена множеством плит самых разнообразных очертаний и размеров; они напоминали геометрические фигуры неправильной формы, нарисованные неуверенной детской рукой.

Выбрана льдина, похожая на средневековую крепость. Ровную, чистую, достаточно большую площадку на ней окружили неприступной стеной нагромождения торосов.

Развернувшись, я прошел над площадкой. Спирин по моему сигналу бросил дымовую шашку. Горит она всего полторы минуты. За это время нужно определить направление ветра, чтобы пойти на посадку.

Я снова развернул машину, зашел против ветра. Под нами с огромной скоростью замелькали торосы, вот-вот заденем их лыжами.

…Самолет мягко касается нетронутой целины снега. На всякий случай выключаю мотор — вдруг не выдержит льдина и мы провалимся. Машина благополучно катится вперед. Снова включаю моторы: раз уж садиться, так по всем правилам, с работающими моторами.

В 11 часов 35 минут советские люди впервые в истории человечества ступили на полюс.

Надо было сообщить эту радостную весть Москве, всему миру. Но не тут-то было. Самолетная рация испортилась в самый неподходящий момент — на пороге Северного полюса. У бортового передатчика сгорел умформер. А у радиостанции Кренкеля, которой предстоит поддерживать связь между организующейся на дрейфующей льдине научной станцией и Большой землей, на морозе разрядились аккумуляторы.

Северный полюс молчит, как и молчал веками до нас. Тем временем десятки радиостанций шарят в эфире, тщетно ловя наши позывные.

Москва уже передала на остров Рудольфа правительственное распоряжение: приготовить остальные три корабля и при первой возможности лететь на поиски «СССР Н-170».

«По соседству» с полюсом, на Рудольфе, — особое волнение. За радиограммами с нашего самолета, приходившими довольно часто, здесь следили все. Последняя весточка гласила: «Мы идем на посадку». Давно пора получить сообщение о победе.

Проходят два, три, десять часов, а эфир молчит. Что-то случилось! Каждый высказывает свои предположения:

— Видимо, на полюсе не нашлось подходящей площадки для посадки.