Михаил Водопьянов - Повесть о первых героях

— Быть может, они наскочили на торос и поломали машину?..

— Возможно, лед на полюсе непрочный, и они провалились…

Люди на Рудольфе устали. Они готовили «СССР Н-170» к полету. Следили за его продвижением к полюсу. Волновались из-за его молчания. И все же почти никто не спал.

Даже всегда невозмутимый и спокойный Василий Сергеевич Молоков нервничал. Немногословный, он оставался верен себе: не задавал вопросов, не высказывал предположений, а, хмурясь, шагал по домику, где жили члены экспедиции, то и дело заглядывая в радиорубку.

— Ну что?

— Пока ничего!

Радиста Стромилова клонило ко сну. Преодолевая усталость, он упорно прислушивался к шорохам эфира. Он сам сделал передатчик для Кренкеля и хорошо знал его «голос». И вот на исходе двадцатого часа Стромилов насторожился и замер: в наушниках послышались знакомые звуки. Затаив дыхание, он чуть-чуть повернул ручку конденсатора… и закричал так громко, что его услышали по всей зимовке:

— Сели! Сели!

— Что такое? Кто сел?

— Аккумуляторы сели! Связался! Они на полюсе!

Первая радиограмма с полюса была лаконична:

«Все живы. Самолет цел. У Симы сгорел умформер. Отто Юльевич пишет радиограмму. Лед — мировой».

Вслед за этим весь мир узнал о новой блестящей победе советских авиаторов, о покорении неприступного полюса.

И вот среди безграничных ледовых просторов стоит большая оранжевая птица, а неподалеку от нее, на снегу, — яркие, тоже оранжевые, пятна шелковых палаток. В них живем мы и ждем самолетов.

— Долетит ли Молоков?

— Найдет ли он нас?

25 мая, в туманное утро, один за другим взлетели с острова Рудольфа тяжело нагруженные самолеты Молокова, Алексеева и Мазурука.

Молоков условился с товарищами — ждать друг друга при выходе из облачности. Машина Алексеева скоро подошла, вынырнув из облаков, а Мазурука все не было. Больше часа самолеты описывали круги, наконец Молоков сказал:

— Больше ждать невозможно. Мы израсходуем зря бензин.

Самолеты взяли курс на север. Примерно на полпути Алексеев стал отставать. Молоков убавил скорость, но все равно машина Алексеева скоро исчезла из виду. Вероятно, это произошло потому, что Молоков шел на большей высоте, чем Алексеев, а сила встречного ветра на разных высотах была различной.

В результате все три корабля шли самостоятельно. Погода им благоприятствовала.

Штурман Молокова Ритсланд каждые тридцать минут определял по солнцу местоположение самолета. Наконец он доложил командиру, что через пять минут машина будет у цели.

В лагере на льдине ее так ждали, что был даже объявлен конкурс с премией: кто первый заметит самолеты, получит стопку коньяку. Премия не досталась никому. Все сразу увидели далеко на горизонте едва заметную точку.

Казалось, что воздушный корабль возьмет правее и проскочит льдину. Я попросил Кренкеля дать указание самолету взять немного левее. Растущая на глазах точка изменила курс и пошла прямо на нас. И вот оранжевый самолет кружится над льдиной.

Как всегда, Молоков безукоризненно посадил машину.

Его обнял начальник экспедиции Отто Юльевич Шмидт:

— Вы замечательно привели свой корабль, — сказал он.

— Замечательно точно! — подхватил Спирин.

— Добро пожаловать! — приветствовал новых гостей «хозяин» Северного полюса Иван Дмитриевич Папанин. По такому радостному случаю он достал из своих запасов и открыл бутылку лучшего коньяку.

…Алексеев сел в 17 километрах от полюса. Он прилетел к нам на следующий день. Мазурука мы ждали до 6 июня…

Молоков просто не мог не долететь. Это было не в его летных правилах. Такой уж он пилот. Он летает с трезвым риском, точным расчетом и любит говорить: «Если не надеешься на машину и не доверяешь небу, — не лети».

Василий Молокой летал, пожалуй, больше нас всех, удивляя особой выдержкой, умением выжидать, большим пилотским мастерством. Терпение и упорство дали ему очень много. Если бы он, независимо от погоды, слепо рвался вперед, то вряд ли долетел бы до лагеря Шмидта. А он один вывез больше всех челюскинцев.

Молоков начал летать, когда летчик был сам и столяр, и маляр, и механик. Он собственноручно обслуживал и ремонтировал свою машину. А самолеты были старые, тяжелые, продырявленные, наспех залатанные. Не хватало всего. Тряслись над каждой каплей горючего, над каждой ложкой касторки, заменявшей машинное масло. И все-таки эти «воздушные аппараты», как их тогда называли, сослужили службу революции. В годы гражданской войны красные военлеты, и в их числе Василий Молоков, поднимались в небо на этих «гробах», били с них врагов, с помощью листовок вербовали друзей среди насильно мобилизованных солдат белогвардейских полчищ и войск иностранных интервентов.

До того как стать воздушным бойцом, он сражался в пешем строю, был и моряком.

Революция застала солдата царской армии Василия Молокова в штрафной роте. Он попал сюда как недисциплинированный и «упрямый», за отказ чистить сапоги взводному. Штрафники строили ангар для аэропланов на острове Нигербю в Финляндии.

Молоков выгружал лес, копал землю, когда случайно узнал, что авиационным механикам нужны пять помощников. Брали солдат, умеющих слесарить и окончивших сельскую школу. Василий был слесарем со стажем. С тех пор как его, одиннадцатилетнего, мать привезла из деревни в Москву, он сам себе зарабатывал на жизнь. Одно время на фабрике Вася был помощником механика нефтяного двигателя. А вот с грамотой дело обстояло хуже. Мальчик не учился в начальной школе ни одного года, не умел ни читать, ни расписаться. Однако, явившись на экзамен, подумал: «Авось пронесет». Очередь его была последней. Офицеру-экзаменатору надоело расспрашивать солдат, кто что умеет. Он устало ткнул пальцем в три куска — железяку, медяшку и деревяшку — и спросил, что это такое. Конечно, Молоков ответил правильно.

— Слесарное дело, значит, знаешь. Ну, иди… принят…

Молоков попал в помощники к очень хорошему механику и довольно быстро изучил мотор. Потом в школе механиков он овладел зачатками грамоты, Но учебу пришлось прервать и отправиться под Самару, на так называемый чехословацкий фронт.

В разгар сражений авиамеханика Молокова командируют в Красное Село, в школу высшего пилотажа. Молодой Советской республике нужны были летчики. Но поучиться и здесь почти не пришлось. Опытный механик собирает «Сопвичи», «Ньюпоры» и другие машины для фронта. Огненное кольцо смыкается у города на Неве. На Петроград наступает белый генерал Юденич. И механик-военлет Молоков бомбит врага с самолета, который сам собирал и сам ремонтировал.

Разбили Юденича, и авиационный отряд, в котором служил Молоков, перебрасывают на север, под Котлас, на борьбу с английскими интервентами.