Михаил Водопьянов - Повесть о первых героях

такие стишки сложили мореходы в старину — мои предки. Они умели предсказывать погоду…

«Качнуло» очень скоро и с большой силой. Небо и море налились свинцом. Налетали шквалы северного ветра. Перед носом корабля вырастали высокие пенистые водяные горы. «Челюскин» с тяжелым стоном то вставал на дыбы, то зарывался носом в воду, то валился с боку на бок. Волны перекатывались через палубу.

Воронин в желтом непромокаемом плаще не покидал капитанского мостика и хмурился. Не нравилось ему новое судно: не годилось оно для плавания во льдах. Вскоре его опасения подтвердились.

Как только началось единоборство корабля с пока еще легким льдом, пошли неприятности. В металлической обшивке срезало тридцать три заклепки. По обоим бортам разошлись швы. В носовом трюме появилась течь, а в корпусе — глубокие вмятины. А настоящие схватки со льдами еще впереди.

Надо беречь судно — предстоит еще длинный путь. Моряки залечили раны парохода. Вскоре «Челюскин» получил новые повреждения, но продолжал плавание. Экспедиция вела размеренную трудовую жизнь, со своими огорчениями и радостями. Было в ней и героическое, и смешное, и трогательное.

…В каюту капитана никто не может войти без разрешения. Это — закон! Но на этот раз никто не постучал, а дверь тихонько отворилась. Воронин оторвался от книги, посмотрел поверх очков и никого не увидел. Он нехотя встал с кресла, и в ту же минуту к его ноге кто-то прижался и тонкий голосок пропищал:

— Здрасте, дядя Володя!

— Ах это ты, Аллочка! Да так и напугать можно!

Любимице всем экспедиции Аллочке Буйко не было и двух лет. Ее отец, назначенный начальником зимовки на острове Врангеля, взял с собой в Арктику жену и дочь. Аллочка только на пароходе научилась как следует говорить. Она бегала по всему кораблю. Чаще всего девочка заходила к капитану. Ей страшно нравилось сидеть в уютной каюте на широком кожаном диване, сосать леденцы и слушать рассказы Владимира Ивановича. Воронин очень любил детей. Хрипловатым голосом, слегка «окая», как и все поморы, он рассказывал девчушке были и небылицы про холодное суровое море и отважных рыбаков.

На сей раз Владимир Иванович не успел начать очередной рассказ, как в дверь громко постучали. Просторную каюту заполнили люди со главе С Василием Гавриловичем Васильевым — научным работником, отправлявшимся зимовать на остров Врангеля. Он бережно нес на вытянутых руках крохотный сверток розового одеяла. А в нем была девчушка всего одного дня от роду. Она родилась на «Челюскине». Ее мать — Доротея Ивановна — жена Васильева.

Каждого нового советского гражданина записывают в специальную государственную книгу и выдают свидетельство о рождении. На пароходе загса нет и счастливые родители решили зарегистрировать новорожденную у капитана — он ведь самый главный на корабле.

Владимир Иванович расправил свои пышные рыжеватые усы и с очень важным видом раскрыл толстенный вахтенный журнал, в который, как известно, записывается, сколько пройдено пути, где находится судно и всякие происшествия, случившиеся во время плавания.

— А как мы ее назовем? — спросил капитан.

Васильев не знал. Ему стали помогать все присутствующие:

— Светлана!

— Марина!

— Надя!

Воронину не нравилось ни одно из предложенных имен. Отцу девочки тоже. Тогда кто-то сказал:

— А что, если назвать ее Карина? В честь Карского моря, где она родилась. Пусть имя напоминает ей место появления на свет.

На том и договорились.

— Так и запишем! — сказал Воронин и стал старательно выводить, повторяя вслух:

«31 августа. 5 часов 30 минут. У супругов Васильевых родился ребенок — девочка. Имя девочки — Карина. Широта 75 градусов. Долгота 91 градус…»

Начальник экспедиции, присутствуя при этой необычной морской церемонии, чуть заметно улыбнулся в свою знаменитую бороду и подсказал:

— А на какой глубине? Не забудьте о глубине, Владимир Иванович!

Воронин обмакнул перо в чернильницу и добавил:

«Глубина 52 метра».

…Надвигалась ранняя полярная зима. Снег, падая на воду, уже не таял, а постепенно покрывал все море белым одеялом. Полыньи между многолетними ледяными полями затягивало молодым, еще прозрачным, но уже упругим льдом. Сменяющиеся один за другим штормы бросали корабль то в одну, то в другую сторону.

В штормовую погоду «Челюскин» прошел море Лаптевых и Восточно-Сибирское.

С парохода увидели остров Врангеля. Находился он километрах в двухстах от мыса Северного, его открыли лет сто назад, и был он когда-то необитаем. Изредка остров навещали исследователи северных морей, а также приходили американские шхуны. На острове было чем поживиться: вокруг сколько угодно моржей, тюленей, белых медведей. А в центре, как в хорошем питомнике, масса первосортного песца.

Советское правительство решило реализовать свои права на остров Врангеля, основав там постоянное промысловое поселение и метеорологическую станцию.

Начальником острова в 1926 году был назначен Георгий Алексеевич Ушаков. С ним прибыли из бухты Провидения, с мыса Чаплина и Чукотского полуострова девять семей эскимосов и чукчей — всего пятьдесят один человек и пять европейцев — научных работников.

Три года работал Ушаков на острове Врангеля. Потом его перебросили начальником Северной Земли. И здесь в течение двух лет он вместе с тремя сотрудниками вел большую научную работу.

«Челюскин» не смог подойти к острову Врангеля — невозможно было пробиться сквозь старый, спрессованный ветрами лед. Научные работники и плотники остались на борту «Челюскина», строительные материалы не были доставлены по адресу. Ничего не оставалось, как следовать далее, во Владивосток.

Самым неприступным оказалось Чукотское море. Девять десятых его поверхности было покрыто льдами. Пробивать их становилось все труднее и труднее.

Корабль не мог идти своим ходом и передвигался вместе со льдами, в которые был словно впаян.

«Челюскин» пытался вырваться из плена, но льды вцепились в него «мертвой хваткой».

Капитан принял решение во что бы то ни стало освободить судно от коварных ледяных объятий.

Люди пробовали обкалывать корпус, взрывать торосы. Из последних сил таскали они на плечах тяжелые банки с взрывчаткой. Корабль содрогался от грохота, взрывов. Но лед не поддавался. Образовывались лишь небольшие воронки с мелкой ледяной кашей. Все усилия были напрасны.

Маленький самолет-амфибия известного полярного летчика Михаила Сергеевича Бабушкина, находившийся на борту парохода, вылетел на разведку и обнаружил впереди, всего в пятнадцати милях, чистую воду. Но выбраться из сплошной массы льдов «Челюскин» уже не мог. Внезапно налетевший ураган стремительно погнал огромное ледяное поле с вмерзшим судном обратно в Чукотское море.