Мониша Раджеш - Вокруг мира на 80 поездах. 72 000 километров новых открытий

Ночевка на борту была неплохой идеей, поезд с установленным новым двигателем двигался в сторону в Тхам Красе. Через час мы добрались до реки, но до того, как мы ее пересекли, поезд остановился, и пассажиры собрались у окон. Длинный сигнал предвещал наше прибытие, и мы сначала медленно продвинулись вперед, а затем с шумом и скоростью заехали на мост. Словно почтенная гранд-дама, поезд за две минуты перебрался на другую сторону, бесконечно срабатывали вспышки камер туристов, которые с нетерпением ждали этого момента. Темное небо отражалось в реке, где плавучая деревня с крытыми соломой ресторанами переливалась золотыми огнями. Фонари отбрасывали тени, напоминавшие призраков, на боковые стороны поезда, – эти неясные фигуры обхватывали крышу длинными черными пальцами. По другую сторону моста я в последний раз обернулась назад и настроилась на возвращение в Бангкок. В тусклом освещении вагона я пробежалась по записям в блокноте и начала читать то, что сказал мне сэр Гарольд о своих последних днях, когда его перевезли из Канчанабури обратно в Чанги, сразу же после взрыва атомной бомбы:

«Японцы, конечно, полагали, что взрыв был мощным землетрясением, которое действительно могло произойти в реальности, но только когда мы снова получили доступ к радио, узнали, что произошло на самом деле. Что меня особенно потрясло, так это то, что бомба заставила императора Хирохито покинуть престол. В Японии царил страшный голод, о котором британцам неизвестно, – хотя не знают они и о большей части мира за пределами Британии, потому что их не учат истории других стран, – но еще меньше людей знает о попытке государственного переворота офицерами среднего уровня армии Японии, которые не собирались сдаваться. Императору пришлось отправить члена своей семьи, чтобы отдать личный приказ командиру Юго-Восточной Азии прекратить это. Я всю жизнь понимал, что вокруг атомных бомб возникало и возникает множество вопросов этического характера, и я думаю, что память о взрывах навсегда останется в сознании людей, но в этом смысле у меня предвзятое отношение – ведь они спасли мне жизнь».

Тецуси Йонедзава взял за руку мать и заскочил в трамвай «Хироден» [19] Хироден – хиросимский трамвай. в Хиросиме. На часах было около 8 утра, пик лета, в трамвае, казалось, было более двухсот человек, которые ехали по своим делам в этот понедельник. Сесть было негде, поэтому одиннадцатилетний Тецуси пробрался к середине трамвая, задыхаясь от жара потных тел людей вокруг, болтающих и приветствовавших друг друга. Вскоре они прибудут в дом его бабушки в Фунайри. Пятнадцать минут спустя трамвай ехал мимо универмага Фукуя, как вдруг небеса разверзлись и все осветилось светом ярче тысячи солнц. Стекла разбились, взорвались здания, повсюду распространился запах крови. Летнее утро стало черным, как ночь. Пыль и пепел заполнили небо Хиросимы, а звенящую тишину, последовавшую за взрывом, заполнили крики и плач. Весь город вокруг него горел и истекал кровью, но Тецуси и его мать остались невредимы; прочность стального трамвая выдержала взрыв.

Ныне 81-летний Тецуси вытер апельсиновый сок с губ и пристально посмотрел на нас из-под своих морщинистых бархатных век.

– Для меня японские поезда являются символом силы.

Когда 6 августа 1945 года атомная бомба взорвалась в Хиросиме, город почти сравняло с землей; остались только остовы нескольких зданий и парочка камфорных деревьев [20] Камфорное дерево – название, объединяющее разные тропические деревья. , но поезда возобновили работу почти сразу. Чувствуя необходимость бежать куда глаза глядят, Тецуси и его мать со всех ног рванули сквозь липкие, грязные, черные капли дождя, который обрушился на город; пепелища дымились и шипели. Прибыв на станцию Ягути, они нашли три поезда на путях и более тысячи людей, пробирающихся через мертвые и корчащиеся от боли тела.

– Первый поезд направлялся на север, в Миёси, – вспоминал Тецуси. – Все пытались поместиться в этот поезд, но слабых затоптали по пути. Люди с торчащими из ран костями цеплялись за крыши и свисали по бокам. Родители передавали своих детей в окна. Я помню женщину с треугольным осколком стекла в спине, напоминавшим плавник акулы, кровь стекала по ее ногам. Кожа на ране свисала и отслаивалась, как перчатки, снимаемые с кончиков ногтей. Даже те, кому суждено было умереть, заползали в поезд, чтобы сбежать из города. Всем нужно было попасть внутрь.

Тецуси наклонился вперед и приложил сложенную в кольцо, покрытую пигментными пятнами ладонь под глаз:

– Напротив меня была бабушка – ее правый глаз вывалился, и она пыталась держать его в руке. – Он сделал паузу и снова вытер рот. – В 15.30 поезд тронулся, мы прибыли на станцию Сивагути спустя два часа. Если бы я остался в Хиросиме, я бы умер. Эти поезда спасли мне жизнь.

Железные дороги Японии синонимичны с сетью «Синкансэн», по которой курсируют поезда-пули, опережающие по технологичности все остальные страны мира. Однако для японцев железные дороги олицетворяют жизнеспособность всей нации. Трамвай «Хироден» возобновил свою работу вскоре после того, как урановая бомба попала в Хиросиму, и до сих пор два трамвая, заставшие эти события, продолжают курсировать по улицам города. Мы оказались в Хиросиме на семидесятую годовщину падения атомной бомбы и познакомились с Тецуси, который был полон решимости сохранить и передать другим историю о «пика-дон» («пика» означает вспышку, а « дон» – невероятный по силе звук). Из года в год он ездит на поезде из своего дома в Киото, чтобы рассказать школьникам и экскурсионным группам о том дне, когда бомба «Малыш» была сброшена с бомбардировщика «Энола Гэй» и уничтожила Хиросиму, навсегда изменив судьбу Японии. Тецуси боялся, что память и чудовищность случившегося погибнут вместе с ним и несколькими оставшимися в живых жертвами взрыва бомб, известными как хибакуся ; возраст большинства из них приближался к девяноста годам. Однако, когда Джем и я пробирались через толпу, ожидающую начала мемориальной церемонии, стало ясно, что произошедшее наложило отпечаток не только на менталитет города, но и на тысячи людей, которые стекались сюда со всего мира. Представители сотен стран собрались в Мемориальном парке мира в Хиросиме вместе с семьями выживших, местные школьники раздавали красочных бумажных журавликов в память о Садако Сасаки – маленькой девочке, которая умерла от лейкемии спустя десять лет после взрыва бомбы. Услышав легенду о том, что у того, кто сложит тысячу бумажных журавликов, сбудется заветное желание, Садако проводила время в больнице, складывая столько журавликов, сколько могла, прежде чем умерла в возрасте двенадцати лет, в общей сложности сложив более 1600 оригами. После ее смерти родители раздали по несколько журавликов ее одноклассникам и учителям, сохранили парочку для себя и положили остальное в шкатулку. Сейчас в центре парка стоит статуя Садако, покрытая красочными птичками в стиле оригами, оставляемыми посетителями.