Айвен Сандерсон - Книга Великих джунглей

Вскоре после заката деревья тоже оживают. Сверху доносятся неясные шорохи, возня и поскрипывание. Проведите вокруг лучом фонарика, и вы увидите голубые глаза, желтые глаза, красные глаза и просто глаза — крошечные и огромные.

У каждого человека есть воспоминания о замечательных событиях в его жизни. Для меня одно из таких воспоминаний — ночная сцена в Западной Африке. Я лежал на одеяле, расстеленном прямо на земле под гигантскими деревьями, время от времени подвергаясь набегам муравьев, решивших полакомиться за мой счет. Но случайные укусы не отвлекали меня от действа, разворачивавшегося в луче фонарика. Передо мной чередой проходили маленькие мыши, длинноногие крысы, тяжеловесные жабы, изящные древесные лягушки, медлительные черепахи и даже один деловитый представитель семейства мангустов — маленьких плотоядных млекопитающих. Последний с большим подозрением отнесся к свету, но потом, видимо решив, что его это не касается, смело вышел вперед и принялся рыться в палой листве, выискивая личинки насекомых.

Такая ранняя ночная деятельность продолжается два-три часа, а затем прекращается. Я наблюдал это в джунглях Центральной и Южной Америки, в Африке и Азии. По каким-то причинам, возможно вполне очевидным, ночные животные, которые начинают кормиться после захода солнца, в середине ночи снова ложатся спать или затаиваются в своих убежищах. Этот феномен заметнее всего проявляется среди наземных существ и наиболее четко выражен при свете луны, но и большинство жителей деревьев в той или иной степени подчиняются ему. У меня есть подозрение, поддерживаемое мнением опытных коллег, что то же самое справедливо по отношению к животным, обитающим во всей тропической зоне. Многие туземные охотники, помогавшие мне в сборе животных, просто отказывались работать между одиннадцатью часами вечера и четырьмя часами утра. Этот запрет распространялся не только на внутреннюю часть леса, но и на окраины, где они охотились чаще всего.

То, что я называю ранним утренним периодом, — лучшее время для охоты и сбора животных. Несмотря даже на яркий лунный свет, кажется, что все ночные животные вынуждены искать последнюю трапезу перед отходом ко сну, в то время как дневные животные буквально выпрыгивают перед вами. В это время не стоит спать, если вы действительно хотите видеть, как устроена жизнь в джунглях.

Я еще раз попробую описать невыразимую красоту утра в тропическом дождевом лесу. Первый свет, достигающий земли в глубине леса, имеет почти электрический голубой оттенок, похожий на дугу сварочного аппарата и сравнимый лишь с цветом, который можно видеть только в чистых водах океана, примерно в ста футах от поверхности. То, что это не тот цвет, который наше зрение воспринимает как голубой, можно продемонстрировать, взглянув на него через цветные фильтры фотокамеры; стоит упомянуть и о том, что белый цвет фотовспышки приобретает все более желтый оттенок, по мере того как возрастает интенсивность света. Тем временем высоко над головой внутренняя сторона лиственного полога медленно входит в фокус как необъятное угольно-черное кружево, подсвеченное мягким, слабо люминесцирующим сиянием. Это ночные испарения, всегда присутствующие в атмосфере, даже если они не сконденсировались в плотный утренний туман. Контраст между рассеянным голубым светом внизу и жемчужной люминесценцией наверху производит удивительное впечатление: вам кажется, что вы оказались в каком-то эфирном чистилище. Хотя в экваториальных регионах рассвет наступает стремительно, это эфемерное черно-бело-голубое состояние может продолжаться довольно долго, пока прямые солнечные лучи рассеют туман наверху. Когда неотфильтрованный свет проникает внутрь огромного зеленого собора, листья вспыхивают зеленью, стволы одеваются в розовые, желтые и разные оттенки коричневого цвета, появляются яркие пятна плесени и грибов.

Мне всегда казалось, что в ранние утренние часы животные гораздо менее осторожны, чем в конце ночи. Поздние ночные животные почти неуловимы в своем стремлении схватить последний кусок, в то время как просыпающиеся дневные животные хлопают и топают вокруг. Несколько раз у меня складывалось впечатление, что они немного не в себе, прямо как люди, встающие с постели поутру. Самые осторожные животные иногда делают глупейшие вещи на рассвете. Я никогда не забуду один случай в Центральной Америке, когда мы встали лагерем у ручья в густом предгорном лесу.

У нас были две просторные палатки и две маленькие, для местных работников и так называемой кухни. Мой ассистент занимал одну из больших палаток, в которой также находилась наша рабочая лаборатория; мы с женой занимали другую большую палатку с личными вещами, съестными припасами и широкой походной кроватью с противомоскитным пологом. Это была палатка армейского образца, с дополнительным верхним тентом и входным клапаном, растянутым почти до земли. В результате мы имели массу растяжек, уходивших в кусты чуть ли не во всех направлениях. Мы подыскали для палатки сравнительно ровный небольшой участок — редкость в здешних местах. Однако, как выяснилось, лучше бы мы поставили ее в другом месте.

Как-то утром на рассвете мне приснился кошмар, будто я тону в глубокой реке. С трудом разлепив глаза, я обнаружил, что барахтаюсь в складках противомоскитного полога, а рядом бьется моя жена, близкая к истерике. Нас опутывала масса веревок; поблизости возилось что-то огромное, шершавое и теплое. В такое время, проснувшись в электрически-голубом полусвете, человек временно теряет способность мыслить здраво. Со мной это определенно произошло, и я инстинктивно принялся хвататься за что попало, вопить и извиваться всем телом. Ад продолжался до тех пор, пока до меня наконец не дошло, что, в дополнение ко всему остальному, на нас рухнула палатка. Мы окончательно запутались в противомоскитном пологе, и в эту ловушку попалось еще как минимум два больших испуганных зверя.

Наши верные помощники подоспели на помощь и начали стягивать внешний тент. Как только они освободили его, супружеская чета тапиров с негодующим ревом и фырканьем выскочила наружу и ринулась к протекавшему поблизости ручью, словно вырвавшись из Дантова ада.

Выяснилось, что мы поставили палатку как раз поперек их тропы к ручью, где они совершали утренние омовения перед кормежкой. Мы пробыли там две недели; должно быть, за это время они критически изучили нас и наконец решили, что мы безвредны. Однако, будучи довольно тупыми существами, этим утром они двинулись по старой тропе и попытались пройти к ручью прямо через палатку. Разумеется, они запутались в растяжках, обрушив палатку на себя и на нас. На этой стадии они утратили последние остатки соображения и принялись барахтаться в ярдах веревок, брезента и противомоскитных пологов вместе с двумя ошалевшими людьми. Должно быть, для них это было ужасным потрясением.