Айвен Сандерсон - Книга Великих джунглей

Как и в зонах умеренного климата, в джунглях есть пещеры, которые образуются везде, где развиты мощные известняковые отложения. Некоторые из пещер, где мне приходилось бывать, поражают своей красотой. Среди них особенно замечательны пещеры на Малайе, где гигантские проходы ведут в еще более огромные залы, от которых отходят монументальные галереи, тянущиеся на многие мили. В них гнездятся миллионы летучих мышей. Другие пещеры в джунглях, представляющие особенный интерес, находятся на острове Тринидад, в Венесуэле и Американской Гвиане. Там, помимо бесчисленных орд летучих мышей, можно встретить легендарных «масляных птиц», или гуахаро ( Steatornis capipensis ), гнездящихся в пещерах и вылетающих наружу лишь по ночам. Они издают пронзительные хриплые крики и питаются лишь плодами определенных пальм. В этих пещерах (как и во многих других, расположенных за пределами экваториальных джунглей) встречаются настоящие вампиры ( Desmodus и Diphylld ). Это действительно устрашающие существа, хотя, как и все остальные животные, они не стремятся причинить умышленный вред человеку.

Последнее замечание полностью оправдано, поскольку кровососущие летучие мыши ничем не заслужили свою мрачную репутацию. Они получают пищу, делая маленькие проколы на коже других животных двумя верхними передними зубами и впрыскивая в ранку антикоагулянт, который содержится в их слюне, а затем слизывая кровь. Звучит не слишком привлекательно, но, по-моему, это ничуть не хуже, чем копание в туше дохлого гиппопотама трехнедельной давности и пожирание его гниющих внутренностей — зрелище, которое мне однажды довелось наблюдать среди людей. Эти люди отчаянно нуждались в определенных энзимах и протеиновой пище; мыши-вампиры должны пить свежую кровь, поскольку их пищеварительный тракт представляет собой короткую прямую трубку и они просто не могут переваривать другую пищу. Настоящая беда заключается в том, что эти животные подвержены ужасному заболеванию, известному как бешенство; более того, они могут переносить инфекцию в течение долгого времени, не умирая при этом. Поэтому во время своей, в общем-то, вполне обычной трапезы, они могут заражать других животных, включая человека. Укусы кровососущих мышей — обычное дело в местах их обитания (согласно медицинскому отчету, один мальчик на Тринидаде ночью был укушен четырнадцать раз), и таким образом, заболевание бешенством у людей представляет серьезную проблему.

Средние ярусы джунглей населены невероятным сборищем животных во всех трех главных зонах и девяти субзонах тропических дождевых лесов. Видовой состав меняется от одного места к другому, но в целом фауна обнаруживает определенное сходство. Это многочисленные насекомые, большей частью ночные, улитки, крабы и другие беспозвоночные, обитающие на стволах деревьев и в дуплах; древесные лягушки и жабы; некоторые виды змей; птицы (в основном дневные) и различные млекопитающие. Последние, за исключением некоторых крупных кошек, лазающих по деревьям, имеют скромные размеры. Многие из них могут летать: это летучие мыши, азиатские кобего и белки-летяги, африканские аномалуры и сони-летяги ( Idiurus kivuensis ). Некоторые опоссумы австрало-азиатского региона могут скользить по воздуху с помощью меховых кожистых складок между лапами, иногда протягивающихся к хвосту. Другие почти скользят — то есть совершают длинные, плавные прыжки, помогая себе цепкими конечностями и длинными пушистыми хвостами. Хорошим примером служат маленькие галаго, или африканские бушбеби. Существует также бесчисленное количество мелких кошек и циветт, муравьедов, дикобразов, древесных крыс и мышей, родственников ласки, таких как американская тайра, енотообразных существ вроде кинкажу и коати (носух) и различные виды сумчатых. На Мадагаскаре обитают истинные лемуры, передвигающиеся по средним ярусам джунглей как днем, так и ночью.

Но разумеется, главным символом джунглей служит лиственный полог. Без этой огромной, дышащей зеленой поверхности джунгли не могли бы существовать. Жизнь в лиственном пологе настолько более заметна, шумна и экзотична, что у человека, поднимающегося туда, создается впечатление, будто она преобладает над всей сценой. Я долго думал об этом и наконец пришел к выводу, что это впечатление ошибочно. После темноты лиственный полог кажется вымершим. Там спит масса животных, но, за исключением некоторых древесных лягушек и ночных змей, охотящихся на них, там почти нет движения. Когда мы жили там, то обнаружили, что по ночам можем привлекать снизу всевозможных насекомых, пользуясь фонариками, причем многие другие животные просыпались и проявляли любопытство. Но как только мы гасили свет, нам не нужен был даже противомоскитный полог для защиты от насекомых, если не считать москитов. Они там всегда в изобилии, заставляя спящих обезьян постоянно и почти машинально почесываться. Замечательно лежать на теплой постели в сотне футов над землей и прислушиваться к какофонии, доносящейся снизу, хотя вокруг вас царит почти абсолютная тишина. Гул насекомых внизу звучит как тысячи водяных помп, работающих в подвале здания. Возможно, его лучше описать как гудение мощных механизмов в трюме океанского лайнера, который стоит у причала: что-то вроде тихого, ритмично пульсирующего рокота. Время от времени доносятся громкие звуки, но, уверяю вас, они ничуть не напоминают те, которые можно услышать в кино. Дикие вопли, завывания и улюлюканье, якобы наполняющие джунгли днем и ночью, просто отсутствуют.

Лишь в Южной Америке вас ожидает шумный концерт, который так трогателен для моего слуха, что я могу внимать ему чуть ли не до бесконечности. Это ночная перекличка больших обезьян ревунов. Кажется, будто полдюжины раненых ягуаров соревнуются в ярости под крышей большого гулкого помещения. На самом деле обычно это одна-единственная бородатая обезьяна, выражающая свои чувства при помощи реверберирующего устройства величиной с гусиное яйцо, расположенного у нее в глотке. Всю ночь напролет огромные вожаки обезьяньих стай перекликаются друг с другом; когда начинает один, другие подхватывают призыв на прилегающей территории. За ними следуют новые, и постепенно эта поразительная перекличка затихает вдали. После небольшой паузы местный вожак снова принимается за дело, и все повторяется сначала. Никто до сих пор не смог объяснить, почему обезьяны делают это, но я могу предположить, что по крайней мере в одном районе их поведение связано с атмосферными условиями. Однажды я лично наблюдал за концертом целой стаи — вы не представляете себе, что это был за рев! Дело происходило незадолго до рассвета; событие тем сильнее врезалось мне в память, что вожак стаи имел поистине невероятные размеры, какие мне не приходилось видеть ни в дикой природе, ни в музее. Он был чистым альбиносом с блестящей белой шерстью.