Клементина Бове - Королевишны #3колбаски [litres]

– Лучше выпей эспрессо, – советует Солнце.

В паре метров от нас человек-пингвин с портативной кофеваркой предлагает гостям на выбор целый арсенал разноцветных пакетиков с кофе, будто художник с палитрой. Я наугад тыкаю в золотистый.

Давай, до дна.

Крепкий кофе зверски дерёт горло.

– Лучше? – спрашивает Солнце.

– Да. Лучше.

И правда, мне лучше. Мозг любезно готовит коктейль из всех проглоченных мною за двадцать минут возбудителей, и мне уже лучше.

– А где Астрид?

– Там, она в полном экстазе.

Без сомнения, это лучший день в жизни Астрид. Она стоит в своём длинном платье, красная как помидор, и весело треплется с тощим мужичком в годах с причёской как у Соника.

– Это солист «Индокитая», – поясняет Солнце.

– Можно было догадаться. Она фоткалась с ним?

– Раз десять. Ещё попросила его подписать футболку.

– Бедолага…

Но не похоже, чтобы бедолаге так уж надоела одержимая шестнадцатилетняя фанатка, прилипшая к нему на елисейском приёме.

Наоборот, он беседует с ней, искренне улыбается. И даже знакомит её с какими-то другими мужиками – видимо, музыкантами их группы. Но самое удивительное, что она тут же не падает замертво, а здоровается, болтает дальше, лицо красное, как у индейских скво, волосы цвета соломы.

Думаю, появись сейчас откуда-нибудь её шведский папаша, она бы и не заметила.

– Ну хоть одна хорошо проводит время.

– Мгм, – хмыкает Солнце.

– Ну а ты? Ты уже видел…

– Да.

Догадываюсь, что Солнце уже давно его заметил. Он здесь, в военном мундире, стоит с женой у кустов. Он ест, пьёт и травит байки с другими военными и каким-то знакомым чуваком, министром, наверное. И весь сверкает орденами.

– Что думаешь делать? – шепчу я Солнцу.

– Что я думаю делать… Смешная ты.

– Заговоришь с ним?

– И что ты хочешь, чтобы я ему сказал?

– А ты не будешь… срывать с него медаль или?..

Он возводит глаза к небу:

– Срывать медаль! Глупости это всё. Мальчишество. Это звучит, когда сидишь в Бурк-ан-Бресе и плачешься про свою судьбу, но не в саду Елисейского дворца.

Ответ застревает у меня в горле: появляется Клаус. Он смешивается с толпой, приветствует гостей. Подходит к компании генерала Шегуба. Они шутят. Прикалываются, вместе . Клаус делает вид, что хочет стащить его орден Почётного легиона, а Шегуб целится ему пальцем в висок. Им весело, им так весело!

– А где Хакима? – шепчет Солнце как в трансе.

Мы оглядываемся вокруг: Хакимы нет.

И вдруг она появляется.

И, появившись, подходит – взаправду! – к компании Шегуба.

– Да что она творит? – Солнце вытягивается в коляске.

Мы, будто в немом кино, зачарованно смотрим, как крошка Хакима представляется Клаусу, потом Шегубу, потом его жене, потом министру и всем остальным.

– Да что же она творит? – повторяет Солнце.

– Завершает свою терапию, – шепчу я.

И вот мы видим, как Хакима оборачивается и показывает на нас пальцем, как Шегуб и Клаус нас замечают, кивают нам, улыбаются – и, извинившись перед остальными, быстрым шагом идут в нашу сторону.

– Меня сейчас вырвет, – любезно шепчу я Солнцу.

– Сперва меня, – отзывается он.

Но обещанная тошнота не приходит. Вместо этого я хватаю Солнце за руку, и мы усиленно мнём друг другу пальцы, пока Хакима, Шегуб и Клаус всё шагают к нам, сорок дней и сорок ночей.

Первые слова Шегуба:

– Кадер! Как я рад вас видеть.

– Господин генерал, – приветствует его Солнце.

– Зовите меня Дидье. Мадемуазель… – Шегуб вежливо кланяется.

Неопределённо кивнув, я сосредотачиваюсь на его ордене Почётного легиона, цепенея от мысли встретиться глазами с Клаусом.

– Мой дорогой Кадер, – продолжает Шегуб. – Знаете, я следил в СМИ за вашим пробегом через Францию. И очень рад видеть, что вы… как бы это сказать… что вы оправились .

Я гляжу на Солнце в упор, и меня подмывает шепнуть ему: ну, давай же! Скажи ему: «Мне наплевать на вашу лесть. Вы убили моих друзей, вы отняли мои ноги. Где вы были, когда… Почему же вы не… Вы должны были знать. Как же так не предвидели? Это почти что убийство. Где вы были, Шегуб, где вы были тогда?!»

Но Солнце кивает:

– Девушки мне помогли.

– Означает ли это, – поспешно спрашивает Шегуб, – что вы наконец согласитесь принять наше предложение, моё и госпожи президента?

Солнце опускает голову. Клаус вмешивается, обращаясь к Шегубу:

– А что за предложение?

– Видите ли, этот молодой человек уже год отказывается от ордена Почётного легиона. Никто не заслуживает его больше, чем он. Я думаю, вы могли бы поговорить сегодня с госпожой президентом…

– Нет, – задыхается Солнце. – Нет, я здесь не за этим. Я просто сопровождаю сестру. Сопровождаю Хакиму.

Хакима, как и я, стоит столбом с чуть ли не вывихнутой от изумления челюстью.

– Да полно вам, Кадер! – восклицает генерал. – Пора принять то, что случилось. Вы в тот день проявили себя как герой, и все вам это говорят. (Клаусу.) С простреленными ногами он передал по рации всем остальным подразделениям, что они попали в засаду. Без него мы потеряли бы не один десяток людей.

– Один десяток потеряли, – мрачно напоминает Солнце.

– Да, – говорит Шегуб. – И все они получили посмертные награды, которых заслуживали. Ну а вы, Кадер? Поначалу я понял так, что вам нужно было время, но…

– Я жду конца расследования, – с трудом выдавливает из себя Солнце, в лице у него ни кровинки.

– Которое покажет, что вы действовали безукоризненно. Ошибка была допущена выше. Если честно, во многом это и моя ошибка, и, как вы знаете, не проходит и дня, чтобы я не мучился этой мыслью.

– Вы не виноваты, господин генерал, – выговаривает Кадер, подняв своё бескровное лицо с блестящими глазами. – Вы не могли знать.

– Я должен был предвидеть. Кадер, вы же знаете, как я хочу, чтобы вы приняли те знаки признания, которые принадлежат вам по праву. Вы читали мои письма. Вы знаете мою позицию. В тот день, в тот страшный день вы сделали именно то, что должны были.

Видя, что Солнце по-прежнему сидит как мраморное изваяние, он чуть наклоняется и берёт его под руку:

– Пойдёмте, обсудим это вдвоём.

Они удаляются. Обалдевшая Хакима ещё пару секунд стоит рядом со мной и Клаусом.

Потом понимает, что она лишняя в этой дуэли отца и дочери, и, бросив: «Ой, простите, я вас оставлю», убегает, как мышка.

Президентский муж – одна рука в кармане, другая обхватывает бокал шампанского – вежливо улыбается мне:

– Мадемуазель Лапланш. Мирей, правильно?

Я киваю.

– Вы задумчивы.

– Нет, я… я просто удивлена, потому что… потому что мы все думали, что Солнце, то есть Кадер, был жертвой… В общем, мы не знали, что Барака Об… ваша жена хотела вручить ему орден Почётного легиона. Мы думали, что генерал – подл… короче… Просто я удивлена.