Октавий Зырянов - Встречи за порогами. Унья — красавица уральская

От устья Кисуньи до пещеры — километров двадцать. Но путь этот в конце августа очень мелководен. Унья здесь течет среди низких берегов, скал нет, но много перекатов. Лопата часто в ходу — роем по дну канавки для лодок.

Хариусы стоят под перекатами, мало обращают внимания на наши «земноводные» работы. Копаешь канаву, смотришь — в стороне плавно шевелится стайка крупных красавцев с массивными хребтовыми плавниками. Осторожно отнесешь лопату к лодке, возьмешь кинокамеру и вдоволь снимаешь хариусов, пока что-нибудь не спугнет их. Хариус здесь не пуглив. Он выдерживает близкое присутствие человека. Разумеется, если не делать неосторожных резких движений.

Вода до того чиста, что кажется, будто не в воде плывет рыба, а парит в воздухе.

Хотя береговых скал здесь нет, но во всем виден горный характер реки — бесконечные перекаты, камни в русле, глубокие ямы под крутыми обрывами.

Перекаты и дорожки в верховьях Уньи — как бы миниатюрные плотины: они подпруживают реку. Как правило, за ними следуют длинные глубоководные плесы.

Там мы включаем мотор и берем на буксир другую лодку. Как по ступеням, мы поднимаемся ближе к горам Урала.

От суровых берегов Уньи веет древностью. Темным частоколом обступает реку хвойный лес. Великаны кедры упали в воду и перегородили русло. Вывороченные коряги сползли с берегов в омуты и смотрят оттуда непонятными чудищами. Цепляются за днища лодок. И как будто возмущены: «Чего вам здесь надо, люди!»

Непередаваемое очарование глухому северо-уральскому лесу придают опушки стреловидных пихт и елей — на островах, мысах и высоких холмах. Таинственное темнохвойное царство рождает в воображении картины из северных сказок, былин, преданий. Кажется, что отсюда, из этого замшелого темного леса, вышли все бесконечные истории о Змее Горыныче, Бабе Яге и Кащее Бессмертном.

Вспоминаю: в коми-зырянской или коми-пермяцкой мифологии есть выражение «Ема-баба» или «Йома-баба», что означает — ведьма, злая баба, Баба Яга. Ею пугали непослушных и плачущих детишек: «Вот придет Ема-баба, заберет тебя!»

Но откуда взялось это имя? Уж очень оно созвучно со знаменитой Золотой бабой — Юмалой, Иомаль, Иомале! Это идолище легендарных племен югры оставило глубокий след в сознании современных манси — потомков первых хранителей золотого истукана.

Не случилось ли так, что для одних народов Юмала была «доброй бабой», для других — «злой бабой»? И в злую она впоследствии перешла с малоизмененным именем «Ема»?..

Приятно молча плыть среди северной таежной сказки. И думать о Юмале. И о том, что, быть может, в уньинских лесах находило пристанище это золотое божество. Кругом тишина, и кажется: здесь нет людей, кроме нас.

Но неожиданно над лесом взмыл вертолет. Машина пронеслась над рекой и скрылась. Вот уж на эту встречу мы совсем не рассчитывали!

Галанин кричит нам со своей лодки:

— Геология взялась за Унью!

Вскоре замечаем человека, роющего на берегу шурф. Рядом лежит лоток для промывки породы. Ружье с рюкзачном валяются в сторонке.

Устраиваем перекур, знакомимся.

— Золотишко-то есть?..

— А насчет алмазов как?..

Геолог не торопится с ответами, скромно говорит:

— Определенно сказать ничего нельзя, но золотинки попадают…

Через километр-другой встречаем еще одного изыскателя. А на дальнем берегу открылся большой палаточный лагерь геологов. От него в нашу сторону отплыли четыре тяжело груженные резиновые лодки с людьми. Вот откуда поднялся вертолет!

Резиновые лодки геологов, как и наши, застряли на большом перекате перед лагерем. Они и мы стоим по колено в воде, знакомимся: кто, куда, зачем, откуда?.. В тайге люди проявляют большой интерес друг к другу. Геологи с интересом оглядывают нас.

— Откуда вы, туристы?

— Из Перми!.. А вас откуда забросили сюда?

— Из Воркуты!

Нашлись общие знакомые в Воркуте. Стало очевидно, что для разговоров потребуется время. Причаливаем к берегу, кипятим традиционный чаек.

Люди совершенно незнакомые, но сколько радушия, гостеприимства! Беспокоятся: не нужны ли нам продукты? Одаривают сигаретами. Приглашают на обратном пути заехать к ним на какую-то, забыл, речку.

— Заглядывайте! У нас радиоприемники… Газеты привозит вертолет… В преферансик сыграем…

Но тем и другим надо спешить: мы рвемся выше по реке, геологи торопятся вниз.

Еще бросок в несколько километров — и на одном из островов застают нас вечерние сумерки. Кто-то ставит палатку, кто-то рубит дрова и разводит костер. А заядлый рыбак Виктор Комаров уже стоит с удочкой под перекатом. Мы давно уверовали в его исключительные промысловые способности — будут хариусы на уху и шашлык!

Нет в жизни минут отраднее тех, когда путешественники собираются вокруг пламени вечернего костра. Льется нескончаемая беседа… Шутки, смех…

И, кажется, нет друзей на свете милее тех, кто сидит вокруг походного огня. Забывается собственный возраст — в эти минуты все становятся очень молодыми.

А вокруг — тихая лесная ночь. И долго не хочется спать. Но если вы подойдете к палатке, когда потухнет костер, — услышите богатырский храп.

Еще вчера мой помощник Валерий выглядел бодрячком, помогал таскать на перекатах лодку, копал канавки, а сегодня утром встал — не может согнуться: заболела поясница.

Туристам поначалу смешно, что самый большой из нас еле волочит ноги по берегу. Без нашей помощи он не в состоянии дойти до лодки.

Но, по-видимому, никто еще не убежден в том, что Валерий заболел серьезно. Моторист Володя с искренним упреком говорит ему:

— Ты чего захандрил, Валера? Такой здоровяк!

Но, видно, купание в холодной горной воде Уньи не прошло даром. У парня резкий приступ радикулита. Галанин заворачивает в тряпку горячую золу из костра и велит Валерию держать у спины.

Я вижу: дело худо. Пытаюсь подбодрить помощника:

— Крепись, не сдавайся! Внушай себе, что ты не имеешь права болеть! И выздоровеешь скорее…

С остальными пока ничего не происходит — мы бродим в студеной воде, иногда по пояс. Ноги целый день мокрые.

Валерий в наших «таскательных и копательных» операциях не участвует: он — на больничном режиме.

Выше по Унье потянулись глубокие плесы с чередующимися перекатами — плотинами. На них нам теперь труднее: самый сильный работник вышел из строя. Зато на плесах блаженствуем — мотор быстро гонит лодки вперед.

Проплываем район речек Дубровок. Где-то в верховьях одной из них был поселок, ныне не существующий. Но осталась охотничья избушка на берегу, напротив глубокого омута под маленьким скальным обнажением.