Октавий Зырянов - Встречи за порогами. Унья — красавица уральская

— Ну что, мужики, начнем? Сиди не сиди, а робить надо…

Проговорил это Аристарх, поднялся первый от костра, поплевал на рукавицы и направился, утопая в снегу по пояс, к стройной высокой ели.

— Пойдет на обклад, мужики?

— Пойдет. Такая и на избу пойдет, — меряя взглядом дерево, говорит Терентий. — Может, потоньше можно. Сподручней с ними бы…

— Нет уж, давайте, мужики, делать как следует, — отрезает Иван. — Им, поди, не одно лето в избушках жить придется. Да и для нас сгодятся.

У охотников нет с собой пилы. Но, привычные к топору, они работают споро. В тот же день разрыли снег, вкопали четыре толстые чурки и на следующий день принялись рубить избушку.

Еще неделю тому назад они искусно охотились на белку и куницу, умело брали соболей, а сегодня так же умело, споро, как будто этим только и занимались всю жизнь, строят. Через пять дней избушка была готова. Сделали все: и нары, и ве́шала — сушить одежду, и два оконца с рамами, и дверь из толстых кедровых плах.

— Кабы стекло да навесы, да еще буржуйка с трубой, так хоть сейчас вселяйся, — закрепляя последнюю плаху на крыше, говорит Аристарх. — Не избушка, а дворец.

— Самое главное — плахи какие, — хвалится своей работой Терентий. — Отродясь таких плах не выкалывал. Ну и кедр попал!

Он не удержался и еще выколол несколько плах.

— Пригодятся.

Вторую избушку делали значительно дольше. Деревья на новом месте оказались косослойными. Каждую плаху приходилось тесать топором, а на это уходило много времени.

— Ну их к лешему, эти избушки, — ругался Терентий. — На них на рукавицы не заработаешь.

Вечером у костра он снова завел разговор.

— Может, правда бросить эти избушки. Я сегодня кедр валил, так с него орехи дождем сыпались. Сейчас насты начнутся. Орехи собирать самое время…

— Да, не мешало бы, — робко поддержал Терентия Матвей.

— Дело, конечно, ваше, мужики, — хмуро заговорил Иван. — На орехах и правда можно заработать побольше. Но только неладно получается: избушки строить мы договаривались, людям пообещали, а сами — в сторону.

— Так две вот и сделали, — стоял на своем Терентий. — На остальные, скажем, времени не хватило. Что нам из-за них такой фарт терять?

— А я считаю, что слово свое надо держать, — вставил Аристарх. — Иван верно говорит: на нас надеется Зарницын и не след его подводить.

— Да что он тебе, Зарницын, золотые горы отвалит?

— Дело не в золотых горах, — продолжал доказывать свое Иван. — Конечно, если за орехи заняться, можно и больше получить. Для нас, охотников, это лучше. А Зарницыну избушки нужны. И если уж правду говорить, то они и не ему нужны, а государству. И нужны больше, чем три или пять мешков орехов, которые можно насобирать. Городского, не знакомого с лесом человека в тайгу ведь не пошлешь. Потому к нам и обратился Зарницын. Обратился, можно сказать, не как купец, а как государственный человек. Выходит, делаем-то мы тоже государственное дело. И я полагаю, что это очень даже важное дело.

— Верно, — поддержал брата Семен. — Мы сейчас все равно как на службе. Подписали соглашение добровольно и, выходит, стали как добровольцы в армии.

— А добровольцам обратного хода нет, — заключил Иван.

— Ну, ладно, — сконфуженно стал оправдываться Терентий. — Я тоже понимаю, что нельзя от слова отступать. Да очень уж много орехов сегодня мы видели с Матвеем. Вот. — Он развязал мешок и высыпал на бересту горку орехов. — Собрали с одного кедра. Попутал бес на них. Берите…

Принес свои орехи и Матвей.

— Угощайтесь.

Больше разговоров о том, строить или не строить избушки, в артели не было.

Работали споро. Через три недели охотники вернулись к зимовью.

Все сильнее и сильнее пригревает солнце. На южных склонах крутых увалов снег начал подтаивать. Густые пихтачи уже давно сбросили с себя тугие и тяжелые комья снега и стояли сейчас зеленые. Первый глухарь первый раз пробороздил снег своими крыльями, идя на старое токовище. Весна наступала.

Последний раз обошли охотники свои ловушки. Нужно было трогаться к реке, где ждали их припрятанные с осени долбленые осиновые лодки, где должен быть Ваня с мукой или сухарями.

— Эх, поел бы сейчас свежих харюзков! — вздыхал Аристарх, улегшись на нары после ужина.

— Эк, нашел о чем толковать после ужина-то. Аль не наелся? — пошутил Иван.

— А ты-то наелся двумя сухарями?

— Да мне что… я привычный. Вот в Кронштадте по осьмушке на день ел, а все жив… Нет, Аристарх, худой из тебя кашевар. Ваня хоть и моложе тебя, да варил лучше. И портянки над котлом у него не висели… Во флоте из тебя бы кок, конечно, не вышел. Да что там кок. Тебя бы до камбуза на десяток сажен не пустили.

— Да из чего варить-то, — горячился Аристарх. — Одно мясо, а крупа где, а мука? А картошку да лук ты мне дал? Вон в девятнадцатом у нас…

— Нашел чего вспоминать! В девятнадцатом-то я за обе щеки уписывал трофейные консервы да Антанту благодарил за то, что нас исправно харчами снабжала. Ну, конечно, не добровольно — так тут уж сам будь не промах. Ты вот из двух сухарей не знаешь, что сделать: то ли сухарницу варить, то ли так их съесть, а у нас было однажды такое…

Лай собак и крики возле избушки прервали его.

— Кто там, однако, может быть? — Василий поспешил на улицу. Иван и Семен, сунув ноги в няры, вышли вслед.

Возле избушки остановились две упряжки оленей. Двое мансийцев привязывали оленей к деревьям, а двое — один высокий, постарше, а второй еще совсем молодой — отгоняли от упряжек наседавших собак.

— Соболь, Дамка, Валет!.. Назад! — крикнул Василий.

— Драстуй, Рума! — широко улыбаясь и протягивая охотникам руки, шагнул вперед высокий худой мансиец.

— Здорово, Савка! — Василий пожал протянутую руку.

— Однако узнал! Думал: совсем забыл…

— Заходите в избушку, — пригласил Василий.

Савка что-то сказал на своем языке и кивнул головой товарищам. Они, видимо, не умели говорить по-русски и молча с любопытством поглядывали на незнакомцев. Однако в избушку зашли следом за Саввой.

— Чай, Аристарх, на уголья поставь, — коротко бросил Василий и, нагнувшись ближе, тихо добавил: — Бутылку со спиртом достань…

Мансийцы, не снимая малиц, шумно садились прямо на пол возле нар.

— Садись, малый, на нары, — предложил Иван молодому мансийцу, но тот вместо ответа откинул капюшон малицы, и тут Иван увидел на голове его множество тонких черных косичек.

— Ба-а, да ты, брат, девка, что ли? — изумленно крякнул он.

— Демья, Демья, — закивал радостно тот головой и добавил что-то еще.

— Вот и договорились с тобой, — засмеялся Иван. — Нет, ты все-таки, видать, парень, а вот косы-то зачем отрастил?