Октавий Зырянов - Встречи за порогами. Унья — красавица уральская

— Ледоход, ребята! — сообразив, в чем дело, крикнул он и поспешил наружу. Вскоре на берег высыпали и остальные.

Охотники глядели на Вишеру и не узнавали ее. И без того быстрая и порожистая, она сейчас казалась еще стремительней. Особенно неистовствовала река в перекате. Большие синие льдины превращались на его острых камнях в мелкое крошево. Иногда льдина останавливалась, наткнувшись на камни, и тогда река, казалось, останавливала на миг свой бег. Но уже через минуту в неудержимом стремлении своем с хрустом ломала перегородившую путь льдину и яростно швыряла ее обломки, попутно ворочая многопудовые камни. Грохот стоял непрерывный.

Охотники развели маленький костер возле избушки, вскипятили вместительный пузатый чайник и, попивая кипяток вприглядку, следили за буйной игрой реки.

— Эх, силища-то, — вздохнул Иван. — Вот бы ее обуздать да на службу человеку направить!

— Попробуй обуздай! — рассмеялся Терентий. — Она тебя так обуздает, только держись…

— А все равно когда-нибудь обуздают! — упрямо сказал Иван.

— Это как же так?

— Да так! Плотину сделают, вроде как для мельницы, и будет вода крутить, только не водяные колеса, а машины. А от них по проводам электричество пойдет. И что хошь им можно будет делать.

— Эх куда загнул! «Что хошь делай...» — недоверчиво покосился на него Василий. — Может, и вон кедры валить иль рожь жать? Да и кто же такую силу плотиной перегородит?

— Ну, насчет того, чтобы кедры валить, пока не знаю, а вот машины всякие крутить — это обязательно будет. А перегородить — перегородят. Волгу вон и ту перегородят. План такой уж есть, говорил нам один докладчик.

— Какие же машины крутить-то, Иван? — съязвил Аристарх. — У моей бабы есть машины — прялка да кросна, так она и без этого самого лепетричества обходится…

— Да-да, — поддакнул Терентий. — У меня еще есть машинка веретена точить, так, может, и ее крутить будет? Или вон Матвею цигарки закручивать?..

— А фабрики, а заводы, а свет в дома? — загорячился Иван. — Аль вы думаете, жизнь такой останется? Да что там! Мы уж о том не раз толковали…

— Ну ладно, ладно, — примирительно заговорил Аристарх. — Будет тебе в бутылку-то лезть. С тобой и пошутить нельзя. Нам вон осенью то же самое приезжий из Чердыни рассказывал. Будет агитировать-то… Садись…

Долго еще сидели у костра охотники, перебрасываясь односложными фразами. Каждый думал о своем.

Василий, глядя на излучину, за которой терялись белые пятна льдин, с тревогой думал о сыне: «Где-то он, вышел ли к Велсу до ледохода? Здоров ли?»

А льдины плыли и плыли, унося с собой последние остатки зимы, навстречу теплу и солнцу.

Через день артельщики выехали на первую рыбалку.

Левый пологий берег Вишеры затоплен водой, на поверхности торчат только верхушки кустов. Временами плывущие льдины поднимают их, потом кусты снова распрямляются и, качаясь, бегут навстречу бешено несущейся толще воды. Со свистом рассекая воздух, над кустиками пролетела стайка чирков. Описав небольшой полукруг, птицы сели на воду и не спеша поплыли к небольшой курье.

Вольготно уткам в этих краях. В гиблую пору распутицы не каждый охотник отважится пробираться в верховья Вишеры. Многочисленные пороги в пору, когда река катит свои вешние воды, становятся недоступны для охотников и рыбаков: вооруженный одним только шестом, человек не может противопоставить свою силу силе реки. Нельзя пробираться в верховья и сухопутьем. Дальше Лыпьи нет даже пешеходных троп, а уж о зимниках и говорить не приходится. Попробуй пробираться, бредя по пояс в мокром, тяжелом снегу, поминутно рискуя сорваться с каменной кручи в кипящую на острых каменьях реку.

А многочисленные речки, впадающие в Вишеру… Для того чтобы перебраться через них, нужно почти на каждой строить плот. Сколько же уйдет на это времени, если иногда на десятке километров их встречается по три-четыре! Нет, пробираться в верховья Вишеры в эту пору нельзя. С верховьев можно — на плоту. Но путь этот для одиночки настолько опасен, что решаются на плотах плавать весной только отчаянные сорвиголовы или те, кому выбора нет: плыть или погибать.

Не было другого выхода и у Вани. Кое-как добравшись до берега Вишеры, он решил соорудить плот. Полдня ушло на поиски удобного места. Берег реки местами был скалистый и обрывистый. Строить в таком месте плот нельзя, в других — не было поблизости сухостойных деревьев. Наконец место было выбрано в устье неширокого ручья. Здесь течение тихое, а над самой водой торчат две высокие и толстые сухие ели. Их-то и принялся Ваня рубить. Только на следующий день, разрубив бревна и прочно связав их крепкими черемуховыми вицами, он сел на плот. Сердце учащенно бьется, дрожат руки, ноет нога.

— Но ничего… Теперь все в порядке, — твердит он вслух. — Теперь доберусь… Поесть бы только…

Утки садились временами близко. Занятый работой, Ваня не обращал на них внимания, но теперь голод сказался.

«Подстрелю на реке, а там пристану где-нибудь, поджарю», — решил он и оттолкнулся от берега.

Река сразу же подхватила плот, вынесла его к середине, закрутила вместе с редкими льдинами и понесла вниз. За поворотом начался перекат. Река здесь ниспадала ступенями, и с плота ясно было видно их. После первой же ступени, когда плот, казалось, проваливался на самое дно, все бревна стали мокрыми. Ваня едва успел схватить мешок, как по бревнам снова прокатилась волна, а в следующее мгновение на переднем конце плота оказалась тяжелая льдина.

Холодный пот выступил на лбу. «Еще ступень — и льдина сгрудит меня с плота!» Но этого не случилось. Плот вдруг плавно закачался, и льдина медленно поползла с него. Только сейчас Ваня заметил, что он миновал порог. «Пронесло», — вздохнул он. Впереди было плесо.

Вечером решил сделать привал возле невысокого, выступающего в воду мыска, поросшего высокими березами и мелким ельником.

«Рябчики тут должны быть», — решил он, подгоняя плот к берегу. Привязал его черемуховой вицей к корню вывороченной ели, перебрался на берег, заковылял к лесу. Облюбовал высокую развесистую ель, сел подле нее на вытаявшую из-под снега колодину и вынул манок.

Рябчик долго не откликался. Ваня хотел было пройти в глубь леса, как вдруг между стволами деревьев мелькнула серая тень. Птица бежала на зов по снегу. Временами она останавливалась, оглядываясь по сторонам, поворачивая при этом красивую, с маленьким хохолком, головку. Затем, пригнувшись, бежала снова. Ване было жалко стрелять в рябчика, но стрелять надо: он не ел уже вторые сутки. После выстрела сбоку от охотника хлопнул крыльями второй рябчик. Птица тоже бежала на зов, но выстрел спугнул ее. Ваня подобрал убитого рябчика и снова поднес к губам манок. Вскоре подлетел второй рябчик и тоже стал его добычей. Выпотрошив дичь, Ваня развел костер, потом обмазал тушки глиной и сунул их в золу.