Октавий Зырянов - Встречи за порогами. Унья — красавица уральская

Нежное мясо рябчиков и без соли оказалось очень вкусным. Ваня съел все без остатка. Потом отгрудил угли в сторону, настелил на пепел пихтовые лапы и лег.

Крошатся и без того мелкие льдины на бешено ревущих порогах. Вода клокочет, ударяясь о серые громадные камни.

«Только бы проплыть, — думает Ваня, — а там до Велса близко и порогов опасных больше нет...» Он готовится к новому испытанию. Ружье и котомку крепко привязал к плоту. Привязался сам, но, подумав, отвязал кушак. Плот могло разбить на камнях. Вооружившись длинной жердью, он ждал. Плот несло все быстрей и быстрей. Вон показались из воды первые черные камни, вон вскипает второй бурун. Ваня еще издали увидел место, где река словно обрывалась. Здесь брызги и пена, казалось, висели в воздухе. Острыми и высокими зубьями торчали из воды внизу черные камни.

«Не проскочить… — мелькнула в голове мысль. — В лодке можно, и на плоту вдвоем, а одному хана… К берегу не пристать: поздно...»

Только сейчас отчетливо представил себе Ваня, что нужно было делать раньше: оставить плот выше порога, затем спуститься пешком и только ниже порога строить новый плот. На мгновение он занят этой мыслью, но уже в следующее мгновение стал быстро выгребать вправо, отводя передние концы бревен от надвигающегося с бешеной быстротой камня. Он уже не замечает, что по плоту перекатываются волны. Вот плот резко повернуло вправо, при этом он прокатился по скрытому в воде другому камню, а впереди уже стоят новые. Ваня, сколько хватает сил, отгребает в сторону, проносится один камень, второй, но вдруг удар, треск. Толчок сбивает его с ног. Падая, успевает схватиться за бревна, но они почему-то поднимаются вверх, а затем стремглав летят вниз. Холодом обдает все тело, затем бревна опять поднимаются вверх. Он видит высокое солнце, но в тот же миг что-то тупое и тяжелое бьет по голове, в глазах плывут красные, зеленые и черные круги. Захлебываясь, Ваня проваливается в холодную и кипящую бездну реки…

Хариус любит быстрые горные реки с холодной и светлой водой. В жару, когда Вишера становится мелкой, а в воде появляется много зеленых водорослей, хариус уходит к устьям мелких речек и ручьев. Вода здесь обычно холоднее, меньше зеленых водорослей, в которых масса клещей — злейших врагов рыбы. Здесь и ловили в старину хариуса небольшими сетями — «сырпами». Но так было летом, когда хорошо видно, как рыба заходит в сеть. Весной же вода мутная, рыбу не видно, и приходилось рыбачить теми же сырпами «на тетиву». Не каждый постигает искусство определять по осторожному подергиванию шнура, что рыба вошла в легкую сеть. Но Василий повадки рыб, как, впрочем, и зверей, знает хорошо.

— Ежели вода прибудет, то утром поедем сырпать к Лебяжьим островам, — предупредил он с вечера своих товарищей.

— К Лебяжьим так к Лебяжьим… — тянет Терентий, разжигая костер. — Руки вот только в мозолях… Прижечь надо бы…

Шест, которым рыбаки толкают лодку, за долгий путь набивает кровавые мозоли. Проткнуть их нельзя — боль от соприкосновения с шестом в этом случае намного усилится. Опыт подсказывает другое. Мозоли прижигают.

Терентий срубил черемуху и стал греть ее над костром. Когда по всей палке кора вздулась небольшими пузырьками, Терентий плотно обхватил ее ладонями. То ли черемуховая палка, то ли кожа на ладонях дымит… Терентий строит страшные гримасы, но палку не бросает.

— Держи, держи! — подзадоривает Иван. — На землю не роняй, взорвется!

Но терпению Терентия, видно, пришел конец. Он швырнул палку в сторону, замахал руками, точно крыльями, затопал ногами по лужайке.

— Язви тя, — ругается он, подойдя вскоре к костру. — Думал, что до костей мясо сгорит…

На его ресницах от дыма и от боли выступили слезы. Зато теперь ладони — что береста. Матвей покосился на его руки:

— Да-а, кожа что надо… У медведя на лапах и то тоньше…

Вскоре вскипела уха. Терентий принес выпеченные еще утром лепешки. Они полусырые, но едят их все с аппетитом.

— Стало быть, и я стряпуха не из последних… — шумно хвастает он.

После трех кружек кипятку с сахаром вприглядку Терентий растянулся на пихтовых лапах возле костра. Он раскурил цигарку и, глубоко затянувшись ею, совершенно серьезно произнес:

— Вот так-то цари да князья и жили!

Где-то неподалеку тоненько журчит ручеек, шелестят под легким ветерком прошлогодние листья, сохнет земля. На противоположной стороне реки молодые березки охорашиваются над водой. На них вот-вот начнут распускаться первые зеленые листочки, и они ждут этой поры. А на осинах лист появится не скоро. Даже после того как березы и черемухи сплошь покроются зеленым нарядом, осины еще долго будут стоять голые, с набухшими почками.

— Эх, пора-то какая, — вздохнул Семен. — Скоро пахать…

— Да-а, скоро… — задумчиво тянет Матвей.

— Скоро уж и домой собираться, — нерешительно вставляет Аристарх слово и смотрит вопросительно на Василия и Ивана.

— Собираться надо, — согласился Василий. — Давайте денька через три и тронемся… На Лебяжьих надо сушняка навалить на плот.

У костра снова воцаряется молчание. Где-то на реке шумно всплеснул камень, сорвавшись с кручи. И опять тихо. Но вот в вышине раздались громкие трубные звуки.

— Лебеди… Что-то припоздали нынче, — удивился Матвей.

— Эти не припоздали, — поправил Василий. — Эти неподалеку живут.

Птицы высоко. В светлом весеннем небе охотники разглядели их. Лебедей четверо. Они, снижаясь, летят по направлению к Лебяжьим островам.

— Эх и птички… Вот пальнуть бы! — произнес, впрочем без всякого энтузиазма, Терентий.

Его никто не поддержал.

…Некогда были эти острова безымянными. Однажды плыли мимо них два охотника в одной лодке. Вдруг из протоки выплыла пара белоснежных лебедей. Молодой охотник, сидевший на носу, быстро прицелился и выстрелил. Птица упала за островом, вторая полетела следом за ней. Когда охотники обогнули остров, они увидели, как лебедь пытался помочь своей подстреленной подруге. Он подплывал к ней то с одной, то с другой стороны, нежно обнимал ее крылом, увлекая от лодки, подныривая под нее, силясь помочь ей подняться с воды, но тщетны были его усилия. Подруга лебедя все больше и больше заваливалась на бок. Шея ее клонилась к воде, а грудь обагрили капли алой крови. Отчаявшись, лебедь повернулся к лодке и смело поплыл навстречу людям. Он пронзительно кричал, бил по воде своими широкими крепкими крыльями. Охотники, в смущении опустив ружья, даже не пытались закрывать лицо от брызг. На их глазах подстреленная птица перестала биться, и они вынуждены были подобрать ее. Видя, что люди увозят подругу, лебедь долго кружился над лодкой. Потом он поднялся высоко-высоко, жалобно прокричал в последний раз, сложил крылья и камнем полетел вниз. Грудью ударился о лодку, погиб сам, но чуть не погубил и охотников. Они едва сумели добраться до берега, а ружья, припасы, снедь утонули на перекате.