Владимир Рудим - Золото Севера

Что и говорить, беда была серьезной, все были очень огорчены. После беспорядочной суеты, криков понемногу успокоились и теперь уже сосредоточенно занимались делом, сушили возле костра одежду, промокшие продукты, спички. Больше всех была расстроена Ираида Александровна: ведь она начальник партии! (И зачем я согласилась возглавить водную партию, да еще впервые?! Вот теперь и получай.)

— Ну, что ж, давайте подсчитаем потери, — сказала Ираида Александровна.

— Вьючный ящик утонул, а ведь в нем были диметилфталат, наше спасение от комаров, — произнес Юра.

— Неужели?! — воскликнула Кочева. Она очень страдала от комаров, они были страшней любых лишений.

— Впрок не идет нечестным путем добытое, — попробовал шутить Владик, намекая на то, что часть диметилфталата была получена сверх нормы.

Шутки не получилось. Никто не улыбнулся. Итог был печален. На дне Омолона вся соль, почти весь сахар, мешок муки, половина патронов, запасные винты к моторам.

В первые секунды, когда лодка перевернулась, Кочева действовала, как автомат: спасать, спасать, спасать! А теперь, растерянно осматривая вырванное у воды, она испугалась: как много утонуло! Кочева сдавила ладонями щеки и едва не воскликнула вслух: «Что же мы теперь будем делать?» Но она тут же выругала себя: «Дура! Не распускайся. Если ты раскиснешь, то чего же ждать от остальных?!»

Сухов что-то рассматривал в своей карте.

— Авария постигла нас у ручья Оленьего.

— Степан Донатыч, это установить можно было бы и позднее, — сердито ответила. Кочева, — Не сидите, как наблюдатель ООН, помогите развязать мешок.

— Ведь возле вас вон как стараются омолонские близнецы, — так Сухов называл Славу и Юру.

Спокойствие Сухова злило Кочеву. Лучше ворчал бы. Она ненавидела его в такие минуты.

Степан Донатыч все же взял у Кочевой мешок, развязал. Посмотрел на промокшие концентраты, высыпанные на брезент, сказал:

— Бурундуково дело. Раскисший концентрат уже не еда.

— А что такое «бурундуково дело»? — спросил Юра.

— Бурундук делает запас на зиму, а другой зверь, посильнее, выпотрошит склад орехов и съест. Выходит, зря трудился бурундук.

Кочевой сейчас припомнилось, как Слава Горин и Юра Кущенко просили взять их на лето в тайгу. Чуть ли не со слезами в глазах умоляли: «Возьмите, хотим в поход с геологами!» Слава, тряхнув светлым чубом, выпятил грудь: «Я сильный, рекордсмен школы по лыжам! И еще — я хочу быть геологом. И за Юрку ручаюсь — он хоть и невидный по фигуре, но тоже крепкий. С него даже зимой загар не сходит».

— А ты, Юра, тоже хочешь стать геологом? — спросила Кочева.

— Еще не знаю, — честно сознался тот. И вдруг его карие глаза загорелись: — Я люблю путешествия, всякие приключения, у геологов они часто случаются.

Ираида Александровна глянула на Юру; он высыпал на брезент пшенный концентрат, приговаривая: «Полная перепутаница».

— Вот тебе, Юркий, и приключение, которого ты так жаждал. Как видишь, романтика — вещь трудная.

Юра ничего не ответил, он и в самом деле был обескуражен: прочитать в книге — одно, а самому оказаться участником — совсем другое.

Слава подошел с гребным винтом в руках.

— Задели за корягу. Но ничего — винт еще послужит нам. Можем плыть дальше.

— Вот, значит, какой он, Омолон! — сказал Владик. — Было у нас все для нормальной жизни в необитаемом крае, и на тебе — нет половины! А сколько мы проплыли! Всего километров шестьдесят. Видно, как ни снаряжай сюда людей, а Омолон может их в один миг раздеть-разуть.

Владик был прав: Омолон — река своенравная, опасная, и никто никогда не предугадает, какие неприятности можно от нее ожидать. Да и весь Чукотский Север таков — суровый, необжитый, единственный в нашей стране край, на карте которого еще сохранились белые пятна. Но даже и там, где белых пятен уже нет, — все равно нужно еще много усилий, чтобы полнее изучить, использовать богатства. Для этого и отправились сюда геологи.

Их задача: собрать материалы для геологической карты. Это очень важно: ведь карта позволяет делать прогнозы, успешнее вести поиски полезных ископаемых.

Для составления одного листа карты, вбирающего в себя огромную территорию в сто сорок тысяч квадратных километров, охватывающего далекие северные районы, снаряжены три партии: две «сухопутные» и третья «водная», которой руководит Кочева. Она должна обследовать правобережье Омолона — от Щербакова до устья на протяжении сотен километров.

Предстоит проплыть огромное расстояние на лодках по опасной реке, исходить вдоль и поперек правобережную тайгу.

И вот уже в самом начале они столкнулись с первым испытанием.

Потерянного не возместить: здесь не у кого ни купить, ни занять. И Кочева не собиралась скрывать серьезности положения.

— Пока не доберемся до перевалки, будет туго, — сказала Кочева.

Она имела в виду перевалочную базу партии, которую создали заранее, далеко впереди, на берегу Омолона, там, где впадает в него ручей Кошевой. В марте, еще по снегу, туда были посланы на тракторах завхоз и рабочий с необходимым имуществом. Туда перегнали из Щербакова и лошадей — они понадобятся для далеких маршрутов в глубь тайги. Но до перевалки еще недели четыре пути. Теперь большая надежда на охотников — Степана Донатыча и особенно Семена. Про него ходит поговорка: «Олень чует человека за километр, а Семен чует зверя за два километра». А сам Семен о своей страсти к охоте говорит так: «Охота для меня — первое дело на свете. Башку мне отрезай, а ружья не лишай».

Выдавая Семену из скудных запасов патроны, Кочева сказала:

— Будешь отчитываться за каждый патрон как за золото. Ни пуха ни пера!

Назавтра чуть свет Семен отправился на охоту. Ждали его с большим нетерпением. «Нужно хоть что-нибудь на вертело», — как сказал Степан Донатыч. Кроме того, всем было любопытно, что же «ходит-бродит-порхает» в окрестных сопках.

Слава и Юра даже написали Семену «наказ от бродячей таежной комсомольской пары»: «Самое желательное — медведя, не окажется медведя — полдюжины глухарей; неплохо тоже — уток; ну, если не будет вышеуказанного, то хоть кедровок, и уж на самый худой конец — сову и прочую таежную нечисть: была ни была — съедим».

Увидя эту бумажку, Кочева написала внизу: «Лебедей не стрелять! Ни в коем случае!»

Семен возвратился с глухарем и тремя кедровками.

— Не повезло, — ответил он на разочарованные взгляды. Кедровок, правда, можно было и больше взять, так разве это дичь? Барахло!

— При нашей бедности и бородавка прибавка, — сказала Кочева.

Сегодня партия занималась всевозможными хозяйственными делами. Только Степан Донатыч скучал. В руке он держал алюминиевую ложку и то сгибал ее, то разгибал.