Владимир Рудим - Золото Севера

Работа началась. Даже если не смотреть в окошечко, все равно чувствуешь, какова внизу земля: «аннушка» едет то плавно, то срывается вниз, то взмывает вверх и «пригвождает» к железному сиденью. Маршрут тянется вдоль цепи сопок. Крыло почти касается лиственниц. Неба не видно: мимо бегут склоны с ярко-зелеными пятнами стланика, острыми обнажениями пород.

Агеев крепко сжимает штурвал, время от времени бросает быстрые взгляды вправо и влево.

…Стремительно приближается следующая сопка. Вот уже совсем хорошо различимы даже кусты. Тут хоть кому станет не по себе. «Аннушка» ползет вверх по склону, выше, выше и вдруг теряет высоту. В то же мгновение самолет «ложится» на крыло и отваливает от сопки, «скатывается» по ее склону, выходит на простор долины, потом начинает набирать высоту. Впечатление, прямо скажем, сильное!

Набрав высоту и скорость, самолет заходит на то самое место, откуда отвалил, и опять идет на сопку в лоб, по прямой. И вот вторично наступает это испытание. «Аннушка» снова вынуждена отвернуть от сопки. Разворот. И в третий раз заход на сопку, на ту самую точку, на которой вторично был прерван маршрут.

Ревет, напрягается мотор, ты готов отдать ему и свои силы, только бы скорее одолеть эту проклятую вершину. Наконец-то! Под крылом проносится серая плешина сопки. Агеев вытирает рукавом пот.

Да, но впереди еще не одна такая сопка, не один такой барьер!

«Аннушка» приземляется на знакомой галечниковой полосе возле лагеря.

Иван закуривает. Эта послеполетная затяжка для него самая сладкая.

Вот такой у Агеева, Смирнова и их товарищей рабочий день. Шесть часов воздушной акробатики — все-таки это нелегко. Такую жизнь не всякий долго выдержит — даже при северных надбавках! Вероятно, я это произнес вслух, так как Агеев тут же сказал:

— Это только на первых порах трудно с надбавками, а потом быстро привыкнешь к ним.

Если он шутит — значит, можно приставать с вопросами.

— Скажи, вот та сопка, на которую пришлось лезть три раза, была очень трудной? И вообще часто такие сопки встречаются?

— Да, упрямая была, чертовка! Много ли их на наших маршрутах? По две-три в каждый полет. Тут один летчик на такой сопке недавно зацепил хвостом самолета куст стланика — так и заявился с «украшением» на базу.

— Ну, а как же ты находишь при повторном залете ту точку, на которой прервал маршрут?

— Замечаю по каким-нибудь приметам: по лиственнице, либо камню, или еще чему-нибудь.

Я только головой покачал: в какие-то доли секунды суметь отвернуть самолет, избежать столкновения да еще найти и запомнить примету!..

Третьи сутки торчим мы на безымянном таежном аэродромчике в ожидании попутной «аннушки».

— Неужели и сегодня небо никого не пошлет нам? — с тоской спрашивает Салат Михайлович Абаев.

Откуда-то из-за стланика показались пять человек с тяжелыми рюкзаками. Поприветствовали нас молча, взмахами рук. Сбросили рюкзаки и тут же, на краю взлетной полосы, повалились спать.

— Вы знаете кого-нибудь? — спрашиваю Абаева.

— Нет.

— Но похоже — геологи.

— Возможно. Тут геологов много.

После полудня незнакомцы проснулись.

— Ох, наверное, мы проспали самолет!

— Как же проспали, когда мы все еще не улетели? — почти сердито говорит Абаев.

Путешествуя по Заполярью, я убедился: в этом краю нет неинтересных людей. А если кто-нибудь покажется неинтересным — это обманчивое впечатление.

Подхожу, знакомлюсь. Только один из пятерых геолог. Остальные — москвичи разных профессий, проводящие свой отпуск на Крайнем Севере. Отпуск у них необычный.

— Ищем Мягкую гору, — сказал один. — Второе лето подряд заняты поисками. В этом году нам даже дали в помощь геолога. Так увлеклись, что сказать нельзя.

— Что же это за гора?

Гора называется по-местному Пильхурны Нейка, а по-другому — Мягкая или Серебряная. В той горе, как предполагают, скрыто богатое месторождение не то серебра, не то золота, а может быть, и платины. У ламутов, говорят, есть даже легенда, связанная с Мягкой горой: злые духи погубили брата и сестру за то, что они были справедливы и честны. Злые духи — абаасы превратили сестру в платину, а брата — в серебро: в таком виде, мол, они будут доставлять богачам только радость.

Собеседник обвел рукой горизонт:

— Вот где-то в этих краях между Чауной и Анюем находятся либо братец — серебро, либо сестрица — платина, либо вместе — и то и другое.

— Так это ведь только легенда.

— Кроме легенды, есть и документы.

Я еще долго слушал рассказ об этой горе, а потом, расставшись с энтузиастами, расспрашивал о ней всех и всюду.

…Как-то колымские геологи получили письмо из Одессы от В. Ф. Уварова, который лет тридцать назад работал на Чукотке. Он писал, что ламуты рассказывали ему о горе, названной Серебряной или Мягкой. Ламуты же и объяснили, почему гора Мягкая, — ее можно резать ножом.

Уваров обращал внимание на то, что северные народы дают названия только большим рекам и горам. Ламуты считают: на севере сплошные сопки и такое множество рек и речек, что если все называть, то слов не хватит.

А тут вдруг сопка имеет название, да еще двойное!

Значит, решил Уваров, ламуты снова открыли Серебряную гору!

— Как — снова? — спросите вы.

Очень просто: Серебряную гору уже несколько раз находили, и несколько раз теряли.

Оказывается, об этой горе и серебре упоминалось еще в документах первой половины XVII века, и хранятся эти документы в Центральном государственном архиве древних актов.

В одном из таких документов читаем о том, что «служилый человек Лаврушка Григорьев и сын боярский Ивашко Ерастов» расспрашивали колымского князца Порочу: «И тот Колымской князец ему, Лаврушке, в распросе сказывал: есть де река Нелога за Колымою рекою, впала в море своим устьем, а на той де реке Нелоге — блиско моря в горе в утесе руда серебряная».

Людей, живущих на Нелоге, грамота называет наттами и упоминает об их соседях на реке Чюндоме: «На той реке люди род свой, рожи у них писаные», то есть покрыты татуировкой. Далее: «И с Нелоги де реки приходят натты от серебряные руды на ту Чюндону на вершину к писаным рожем торговать, а временем де с ними и дерутца. А продают де те нелогские люди писаным рожам серебро да одекую (жемчуг), а те де писаные рожи им продают олени да бабы. А серебра да одекую у тех нелогских людей много…»

По сведениям Ивашки Ерастова, серебро находится на реке Нелоге «от моря недалеко в яру, а висит де из яру соплями… От той серебряные руды сопли отстреливают томарами и стрелами…»