Дэн Гемайнхарт - Койот Санрайз [Невероятная гонка на школьном автобусе] [litres]

– А какой был последний вопрос? – спросил Сальвадор, склонив голову набок.

– Твой любимый сэндвич.

Сальвадор фыркнул:

– Без дураков? А вы не собираетесь, это самое, спросить у нас: «Вы случайно не преступники?»

Родео засмеялся:

– Вы-то у нас не спрашивали, преступники мы или нет.

– Верно. Но у вас я все-таки хочу спросить.

Родео заржал:

– Ну, чувак, вопрос законный. Ну, мы-то не преступники, а я нутром чую, что и вы тоже не преступники, и никаких других доказательств мне не надо, если их не надо вам. Помочь вам с чемоданами?

– Да надо бы…

Когда мы все подошли к их машине и стали перетаскивать вещи семейства Вега в автобус, Родео спросил:

– А все-таки какой у тебя любимый сэндвич? Это я так, из любопытства.

Сальвадор на секунду задумался. И ответил вопросом на вопрос:

– Вы когда-нибудь пробовали торту из уличного фургончика с тако? [12] Торта – здесь: мексиканский аналог американского сэндвича или бургера. Булка разрезается надвое и начиняется, например, свининой с жареными бобами, помидорами и авокадо.

– Шутишь? – Родео хлопнул Сальвадора по спине. – Ну, брат, мы с тобой два сапога пара.

Вещи погрузили, Лестер снова завел Яджер, мы были полностью готовы к старту, но вдруг Сальвадор вскочил, крикнул: «Подождите», пулей выскочил наружу. На минутку присел у их пыльной старой машины, а потом снова забрался в наш автобус, держа обеими руками помятый колпак. Снял его с колеса, оказывается.

Оглядел наши удивленные лица.

И сказал только:

– Вот, захотелось что-нибудь взять на память.

Я посмотрела на Родео, а он в это время смотрел на Сальвадора, и лицо у Родео было такое… словно он рыцарь в шлеме, но вдруг поднял забрало… а потом Родео посмотрел на меня, и я поскорее отвернулась, но, скажу я вам, в тот момент я поняла, что Сальвадор крут. Этот мальчишка уже кое-что понял про жизнь.

Вот так, в том самом месте, семья Вега – Сальвадор и Эсперанса – ввязалась в наши приключения.

Вот что я узнала об Эсперансе и Сальвадоре.

Они были скитальцы и шли за своей звездой – совсем как мы с Родео.

Сальвадору, похоже, не очень-то хотелось распространяться о своих семейных делах, и добиться подробностей было нелегко. Раньше они жили в Орландо, но пару дней назад оттуда уехали. Его мама и тетя работали вместе, но обе почему-то остались без работы. Один тетин знакомый сказал, что она сможет устроиться на работу сама и пристроить сестру в каком-то городке в Миссури, недалеко от Сент-Луиса. Тетя уехала несколькими днями раньше, а они двинулись в путь, как только все продумали и собрали пожитки. Тетя сказала, чтобы они просто ехали на север в сторону Сент-Луиса, а она разузнает насчет работы и даст им знать, где она сейчас… Но тут у них сломалась машина, а тетя – так уж совпало – по неизвестной причине перестала отвечать на звонки.

Тут-то в их жизни появилась я с арбузным слашем в руке.

– А как вышло, что они остались без работы? – спросила я.

– Тебя это не касается, – сказал, помедлив секунду, Сальвадор. Сказал вовсе не грубо, не злобно, – ничего подобного, но в голосе звенел металл: типичное «не лезь, куда не просят», так что я пожала плечами, смирилась.

– Не хочешь – не рассказывай, – сказала я. – Значит… вы даже не знаете, куда едете? – С тех пор как Родео и Лестер примчались во весь опор и забрали всех нас с обочины шоссе, прошел примерно час. В автобусе было темно, только время от времени по салону скользили лучи чужих фар. Айван сидел на диване между мной и Сальвадором, и мы гладили его по очереди.

Сальвадор пожал плечами:

– Нет, мы не «даже не знаем, куда едем». Мы едем в Сент-Луис. Ну, почти туда. По-любому в Миссури.

– Вы не «даже не знаете, куда едете»? – повторила я, удивленно подняв брови. – Чувак, Миссури – немаленький штат.

– Тетя нам скажет, куда ехать, – пробурчал Сальвадор хмуро. – У двоюродного брата ее друга есть свой человек в одной гостинице или типа того, просто она не знала, в каком городе эта гостиница. Делов-то. Тетя все разузнает и сразу позвонит нам и скажет, куда ехать, и мы туда поедем. Делов-то. Ничего сложного.

– Ну хорошо, хорошо, – сказала я, подняв руки. – Все, молчу. Ничего сложного. Я вам не судья: мы с Родео уже пять лет даже не знаем, куда едем. Вы, по крайней мере, едете куда-то, а не в никуда. Пусть даже чисто теоретически.

На диване лежал рюкзак Сальвадора, и я обратила внимание на именную бирку, прикрепленную к ремню. И на надпись «Вещи Сальвадора Питерсона».

– Почему тут написано «Питерсон»? – спросила я. – Ведь твоя фамилия Вега?

Сальвадор стиснул зубы.

– Питерсон – фамилия моего отца. – Слово «отец» он произнес так, будто это ругательство. – Я ее больше не ношу.

– А-а. А почему?

Сальвадор закусил верхнюю губу, его глаза превратились в щелки. Ноздри раздулись. И я поняла – я же не круглая дура, у меня же богатый опыт по части «не вариантов», – что нечаянно затронула тему, которая для Сальвадора «не вариант». В смысле, спросила про то, про что для Сальвадора говорить – «вообще не вариант».

– Замнем, – тут же сказала я. – Меня это не касается, верно?

– Верно, – он поглядел в сторону кабины, кивнул на водительское кресло:

– А почему ты зовешь его Родео? А не папой?

– Ему так больше нравится.

– Ладно, но он же твой настоящий папа, да?

– Тсс, – сказала я вполголоса. – Говори потише, чтоб он не слышал.

Сальвадор снова сощурился:

– Да какая разница, разве это важно?

– Важно. Мне. Он расстраивается. Ему тяжело слышать это слово.

Даже в полумраке было ясно как день, что Сальвадор в полном недоумении.

– Ладно, слушай. Да, у него есть другое имя, которым он себя не называет. И еще одна вещь: да, я никогда не зову его папой. А причина одна и та же, – я секунду помедлила, прикидывая, как бы лучше объяснить. Иногда жизнь – клубок, который ой как нелегко распутать, а Родео в этом клубке – адски трудный морской узел.

– Короче, раньше у меня были две сестры и мама.

– Раньше?

– Да. Они погибли, пять с лишним лет назад, – я увидела боковым зрением, что у Сальвадора отвисла челюсть, но поскорее продолжила, уберегая его от необходимости говорить какие-то глубокомысленные и сочувственные слова. – Родео это воспринял адски тяжело. Не просто тяжело – его это чуть не прикончило, мне кажется. Он прямо… он… – На миг все слова куда-то подевались, и я провалилась с головой в воспоминания. Каким тогда был Родео, сразу после того, что случилось. Как вообще нам тогда жилось. Я тряхнула головой. Что толку мысленно возвращаться в те времена – хорошего не жди. – А когда он вроде как взял себя в руки, ему стало невмоготу в прежних местах – ну, там, где мы жили раньше. Слишком много чего вспоминалось, наверно. Тогда мы сбыли с рук все пожитки, дом тоже продали, купили этот автобус, и с тех пор мы всегда в пути. И никогда не оглядываемся назад. Одно сплошное большое приключение. – В последние фразы я попыталась вложить бодрость, но прозвучали они как-то уныло, фальшиво. Сдулись, как воздушный шарик, оставшийся с прошлой недели. И тогда, чтобы добавить хоть немножко убедительности, я улыбнулась – оскалила зубы в слепящем свете фар.