Зиновий Каневский - Вся жизнь - экспедиция

В 1929 году Правительственный комиссар О. Ю. Шмидт официально объявил архипелаг территорией СССР. «Седов» посетил ряд островов Земли Франца-Иосифа, всюду Самойлович сходил на берег, чтобы провести геологические исследования. О. Ю. Шмидт с удовольствием вспоминал, как пробирался по каменным осыпям и крутым расщелинам, следуя за не по годам стремительным и ловким Самойловичем. По совету Рудольфа Лазаревича на острове Гукера они построили первую на архипелаге постоянно действующую полярную станцию «Бухта Тихая». В составе той зимовки был и молодой Эрнст Кренкель, который всю жизнь считал Самойловича одним из своих арктических учителей.

Ровно через год «Седов» с экспедицией на борту снова шел к тем же берегам, однако на сей раз программа работ была гораздо шире. Предполагалось посетить по очереди три высокоширотных архипелага, причем если на Земле Франца-Иосифа и на Новой Земле их ждали в общем-то обычные дела (геологические, географические исследования, сбор всевозможных коллекций), то поход к Северной Земле — операция особого рода. Эту землю открыли в 1913 году, берега ее еще не были полностью положены на карту, никто в точности не знал ни ее размеров, ни конфигурации. Самойлович давно уже «приглядывался» к этому крайне суровому архипелагу, лежащему на стыке Карского моря и моря Лаптевых, под восьмидесятыми широтами. В 1928 году он составил подробный план его изучения, и вот теперь на борту «Седова» туда направлялась четверка зимовщиков во главе с Георгием Алексеевичем Ушаковым: геолог Николай Николаевич Урванцев, молодой радист Василий Ходов и каюр-охотник Сергей Журавлев (последний вместе со своим отцом, тоже охотником, еще в 1921 году работал в новоземельской экспедиции Самойловича).

На пути к Северной Земле «Седов» обнаружил целое скопление неизвестных островов, крупных и мелких. Один остров торжественно был назван именем Самойловича. Рудольф Лазаревич не раз говорил с улыбкой, что островишко достался ему непрезентабельный, однообразно плоский, безжизненный, уныло вытянутый в длину.

У берегов Северной Земли, на острове с уютным наименованием Домашний, была организована база экспедиции Ушакова. Место для нее выбирали два опытных полярных геолога, Самойлович и Урванцев. Они внимательно обследовали местность и облюбовали площадку за каменистой грядой, чтобы домик не снесло морскими волнами или напором льда. Отважная четверка осталась здесь зимовать на долгих два года и вписала одну из ярчайших страниц в историю нашей Арктики, в историю XX столетия. А «Седов» двинулся на Большую землю, и Самойлович еще долго вглядывался в остающиеся за кормой берега, те самые, на которых могли побывать и люди с «Геркулеса»…

Тридцатые годы, «золотой век» советской Арктики! Рождались под самыми высокими северными параллелями новые полярные станции, одна за другой выходили в Ледовитый океан экспедиции, отряды геологов, ботаников, топографов устремлялись в горы и тундры Таймыра, Чукотки, Ямала. В 1932 году состоялся успешный сквозной рейс ледокольного парохода «Александр Сибиряков» из Архангельска в Тихий океан, первое плавание по всему Северному морскому пути, осуществленное без зимовки, в одну навигацию. Несколько месяцев спустя начальник этого рейса О. Ю. Шмидт возглавил только что созданное Главное управление Северного морского пути (Главсевморпути).

Профессора Самойловича на борту «Сибирякова» не было, хотя и он сам, и весь его институт принимали живейшее участие в составлении плана сквозного рейса. Не было директора Всесоюзного Арктического института и на борту парохода «Челюскин» в 1933 году, тем плаванием также руководил Шмидт. Рудольф Лазаревич относился к выбору «Челюскина» для столь ответственной операции достаточно сдержанно. Разумеется, он не хуже других понимал необходимость повторить поход «Сибирякова», чтобы доказать многочисленным в ту пору скептикам возможность регулярной эксплуатации Великой ледовой трассы, — два с лишним десятилетия он говорил, писал, мечтал об этом! Однако одобрить задуманное плавание он не мог: судно, построенное в Дании, было плохо приспособлено к плаванию даже в «легких» льдах, а это могло только дискредитировать замечательную идею. Да и сам капитан Владимир Иванович Воронин долго и упорно отказывался принять «Челюскин» под свою команду, настаивая на том, чтобы в рейс был снаряжен «полноценный» ледокол.

В феврале 1934 года «Челюскин» затонул. И если бы не наши полярные пилоты, первые Герои Советского Союза, спасшие 104 челюскинцев, оказавшихся после гибели судна на льдах Чукотского моря, трудно сказать, к каким последствиям для всего нашего арктического хозяйства привела бы та катастрофа. В одном из трудов по истории Севера прямо сказано: ««Челюскин» не смог пройти Северным морским путем так, чтобы ни у кого не оставалось сомнений в пригодности этой трассы в смысле ее транспортной эксплуатации».

Да, профессор Самойлович не был участником самых громких плаваний начала 30-х годов, его имя не столь часто, как прежде, появлялось на страницах газет, но именно тогда наступил расцвет его творческой деятельности. А судном, на котором он провел в 1932 году свою первую комплексную океанологическую экспедицию в Карское море, стал ледокольный пароход «Владимир Русанов». Вот и состоялась встреча, ровно через 20 лет после разлуки на Шпицбергене!

О полярных плаваниях директора Арктического института в начале и в середине 30-х годов пресса сообщала не очень подробно: слишком уж «тихими» на фоне всего происходившего на Крайнем Севере были эти экспедиции. В четырехтомной «Истории открытия и освоения Северного морского пути» им уделены считанные абзацы, однако, если приглядеться к тем рейсам повнимательнее, выявится немало поучительного и любопытного.

Тридцатые годы XX столетия. Еще не плавает в полярных широтах ни один настоящий корабль науки, кроме небольшого «Персея», которому не положено заходить в ледяные моря. Не летают над головой спутники, дающие координаты судна, сообщающие метеоинформацию, нет точнейших навигационных приборов, нет даже надежных крупномасштабных карт и схем морских течений, дрейфа льдов, глубин… Нет, грубо говоря, ничего из того богатейшего арсенала средств, которыми исследователи располагают в наши дни. Но как раз тогда, в 30-е годы, трудом и доблестью полярников на суше и на море были созданы карты берегов, ветров, течений, движения ледяных полей, построены десятки научных зимовок, по сей день несущих круглосуточную вахту в Северном Ледовитом океане. Вот почему экспедиции 30-х годов можно считать новаторскими, первооткрывательскими.

Организуя экспедиции, Рудольф Лазаревич понимал, что добротно снарядить судно в очередной рейс — это еще не все. Он требовал от участников экспедиции максимальной «отдачи» науки: ему всегда хотелось испробовать методическую новинку, испытать только что появившийся прибор. Не последнее место занимал выбор района работ, Самойлович всегда старался разглядеть перспективу, расширить рамки изучаемой ледовой акватории.