Пётр Мельников - Они придут завтра

18 августа. Борис Мерлич ушел на «Первый». Признался — Север ему «вреден», мечтает о работе в Крыму.

Позавчера Воронцов, Клемантович, Кожевников и я поднимались на плато, как обычно — по оси рудного тела. Довольно полого. А спускались в случайном месте. К счастью, все обошлось вполне благополучно. В палатке Алексей Венедиктович Кожевников очень интересно рассказывал об искусстве, о памятниках старины и приглашал к себе.

22 августа. Не спал почти всю ночь. В первый раз увидел северное сияние в полной красе. Незабываемая картина! В сумерках ночи на севере от горизонта до зенита развевалось гигантское знамя из бледно-желтых, зеленоватых и голубых лучей света, струящихся каскадами, вспыхивающих мягкими переливами и уходящими в беспредельную высь. Было очень тихо и торжественно и где-то в сердце, во всем существе моем звучала «Мелодия безмолвия». Я почти физически ощутил: земля — это живое существо, изливающее в сиянии свою тоску и свое одиночество в космической пустыне. Много часов подряд по всему небу, из края в край, сияло и переливалось волшебными складками то знамя. Ничего более волшебного не видывал. И вся эта красота не над Москвой или Парижем, а над оледенелым миром тундры. Иногда казалось — на всей планете остались только мы и эта мертвая тундра, и тогда невыразимое чувство одиночества, тоски и заброшенности захлестывало меня. Мысли отрывались от земли и уносили душу и сердце в глубины вселенной.

8 сентября. Третьего закончил отчетность и с Александром Емельяновичем Воронцовым отбыл верхом в Норильск первый. На «Первом» — цивилизация, — теплые квартиры, электрический свет, умытые, причесанные и «наглаженные» люди. Не слышно непечатной речи. И тем не менее рабочие «Второго» — отличнейший народ. В наисквернейших бытовых условиях, при вечной нехватке самого необходимого, они переносят все трудности (и когда только кончатся эти трудности!). Возвращаясь в Норильск второй, дважды свалился с лошади, малость перехватил у гостеприимного заведующего горными работами Клемантовича.

Ночь темная и дождливая.

16 сентября. На высоте двухсот-трехсот метров над тундрой в обрыве плато Борис Мерлич нашел каменный уголь. Это на противоположной стороне лощины, в которой еще раньше я рекомендовал исследовать черные пятна осыпей, так заметные с тундры. Позднее с десятником Гулем мы набрали из осыпей мешок черных камней и принесли на пробу кузнецам. Уголь малозольный, дымно-пламенный, отличнейшего качества! На склонах лощины заложили канавы для вскрытия пластов и выяснения мощности в коренном залегании.

Дел много: переселение рабочих из палаток в достраивающийся барак, установка столбов для подвески электролинии к буровым и в штольни. Перевел горняков на двухсменную работу. Предложил средства, выделенные на вентиляцию, использовать на сооружение «электростанции» на Норильском втором. Начальство согласилось. Теперь дело — за нами.

На очереди заготовка угля для нужд отопления и кузницы, зимнее оборудование штолен и масса текущих, мелких, но едких вопросов. И еще — документация ранее пройденных горных выработок и их переопробование.

Сегодня с Б. Мерличем по совету Александра Емельяновича Воронцова посетили «Ивакино» ущелье на предмет обнаружения угля, а нашли там превосходный графит. Мерлич к вечеру уехал на «Первый» сдавать дела П. М. Шумилову.

18 сентября. Сегодня с Первого приходил П. М. Шумилов и осмотрел месторождение графита. У него радость — отца и мать восстановили в избирательных правах. С каждой оказией Петр Михайлович высылал матери в Вельск деньги. «Дорогой мой, до свидания крепко целую, береги себя. Твоя мама». Так обычно кончались ее письма, полные тревоги за сына, скитающегося бог знает где, на самом краю света.

27 сентября. Холодно. Победно шествует полярная ночь. Тундра стала бурой. С ледяных просторов Арктики дует ветер. Ночью небо играло северными сполохами.

За «Двугорбой» и «Барьерной» люди ходят в красный уголок, по вечерам репетируют постановки, которые возможно, никогда не состоятся. Кто-то за кем-то ухаживает. Потом где-то обсуждаются сплетни. В общем, весь нормальный комплекс человеческого досуга.

Дни полные тревог и лишений. Нужно переводить людей в теплые помещения. Нет леса, нет гвоздей, нет теплой одежды. Народ мерзнет в палатках, на чердаке единственного барака, ютится в бане. Заедают мелочи.

В палатке холодно. Обмерзшие ледяной корой дрова в печке еле тлеют.

Вершины плато запорошило снегом. Весь день летят гуси через заснеженные гольцы. Прощальные голоса их далеко разносятся и не смолкают. Только пролетит одна стая, как снова уже слышен свист крыльев и все тот же тревожный крик. Летят, в холодную чернильную ночь, гонимые северным ветром. Летят от морозного призрака смерти стая за стаей, к теплу, на юг. А увидят теплые моря только самые выносливые и сильные. Машут крыльями и зовут. Такая тоска… Мне бы крылья…

А вокруг все свежее. Вот и небо очистилось. Над головой мерцают звезды. А стаи гусей, одна за другой, летят и летят, оглашая тундру призывными сигналами к жизни и свету.

28 сентября. Снег выпал утром. Как все преобразилось! Запахло морозом. Но это еще не зима. Через день с юга подул бешеный штормовой ветер. Мокрый снег перешел в горизонтальный шквальный дождь. Все вокруг переполнилось водой. Ночью шторм свалил на спящих горняков большую палатку и те, проклиная меня и погоду, в кромешной сырой мгле рассвета, ловили по тундре свои пожитки, раскиданные бешеным ветром.

Переселение в недостроенный барак произошло стихийно. Материала на крышу не было с самого начала, цементная корка поверх глиняной засыпки не успела окрепнуть и оказалась размытой. Барак внутри напоминал душевое помещение. И все же большого труда стоило вывести людей на сборы по тундре обрывков палаток для устройства внутри барака временных навесов. Моя палатка устояла, т. к. накануне я укрепил ее тяжелыми буровыми штангами и барьерами из мешков, в которые были уложены пять тонн руды.

Площадку поселка вымело не только от щепы и мусора, но и от щебня. Бочки с горючим штормовой ветер угнал под уклон в тундру.

Подал рапорт о мобилизации материальных ресурсов на ликвидацию прорыва. Начальство рассудило иначе, переключив плотников и пиломатериалы на строительство буровой № 14—15. С рабочими по душам беседовал сам А. Е. Воронцов. Я в то время «выбивал» на Первом из снабженцев кожу для починки обуви. Горняки приходили показывать мне голые пятки или пальцы.

Зима подступала со всех сторон. Из-за отсутствия лошадей заготовку угля временно прекратили. Чеканку алмазных коронок из балка́ перенесли в предбанник, т. к. бало́к заселили буровые мастера.