Пётр Мельников - Они придут завтра

— Косьтяньтин-то Семенов, слышь ты, сто тыщ просадил, а как, и не помнит, пьяная головушка. Очухался на мусорной куче и срамоту прикрыть нечем. Во как обобрали… — В хрипловатом голосе больше зависти и сочувствия, чем осуждения.

— Им, бабам, только попадись. Околупают, как пасхальное яичко. Это они умеют.

— Нашего брата во хмелю охмулять, так это же проще, чем козу подоить. Слюни распустит, раззява, словно век бабы не видал, тьфу ты, зараза! А вот как Алехин обмишулился, Иван Максимович, в разум не возьму. Удалой такой, Еруслан таежный, в первую войну с немцами, говорят, сам из своей головы вытащил застрявший осколок, а ведь вот, поди ж ты, и его одна охмуляла. Разодел он ее — картинка! В теплом море искупал и денег на дорогу оставил. Мол, соберешься, и ко мне, лапушка, в таежную берлогу. А она возьми и крутни хвостом, подарки, денежки приняла, а выскочила за другого. С приданым! Я б таких баб вешал на первой осине…

— Нет тут осины… И баб нет… Потому мужики и чумеют, как дорвутся до жилухи…

Тот, что ругал баб, — в болотных сапогах, в дорогом костюме, измятом и грязном, и широкополой войлочной шляпе. Высокий, плечистый, рябой. Взгляд из-под густых бровей суров, борода разбойничья. Петр Михайлович приметил его еще на Алдане — в работе зол и горяч и вообще мужик хозяйственный. Погулять тоже не промах, однако, разума не терял. Его собеседник — в картузе и опорках, юркий двужильный мужичонка-балагур.

— Куда путь держите? — обратился Петр Михайлович к картузу.

— К Беркину… — ответил тот и лукавым взглядом уставился Шумилову в очки и бороду.

Петр Михайлович догадался, — это они так В. П. Бертина зовут.

— А что вам дался Беркин? Идите к Анисиму, во-он его сопка…

Старатели враз остановились, покосились на синевшую за болотом сопку, а затем непристойным взглядом окинули Петра Михайловича с ног до головы, как человека совершенно никчемного, и вдруг загалдели.

— Пусть твой Анисим и вытягивает свои жилы в той солке, а мы к Беркину…

— Где Беркин, там и золото.

— Это уж известно! По Алдану знаем, — сердито захрипел в бороду разбойник в охотничьих сапогах и в широкополой шляпе. — Беркин зря по земле топать не станет. И то еще у него гоже — хорошо поразведаешь и лучший участок для фарта получишь. Вот он какой, Беркин…

— У него нюх на золотишко… — завертелся юлой мужичонка в картузе. — Его зато и горбачи и урки не трогают.

— Это почему же? — удивился Петр Михайлович.

— Расчету им нету трогать его… Беркин золото находит, а с собой его не носит, — рассудительно заговорил старатель в шляпе. — Понял? А ежели уйдет Беркин, али спугнут его, али, упаси бог, проиграют в карты и укокошат, так ведь и горбачи уйдут. И старатель не придет. Кого же им, варнакам, тогда ловить на таежной тропе? К кому бабу с зельем подваливать? Н-нет, Беркина никто не тронет. Расчету нет. А ты, мил-человек, не знаешь ли, как короче пройти к нему?

— Знаю. Я помощник его, главный инженер…

— О-о! О-о! — весело и радостно загалдели старатели. — Господин хороший, чего же ты нам голову морочишь расспросом. Вот примай под свою руку. Народ мы надежный, работы не боимся, устраивай, куда тебе надобно.

— Только бы на коровенку, на лошадку да на обужку заработать…

— А не слыхал ли, господин хороший, где наш земляк работает? — и мужичонка в картузе назвал фамилию.

— А вам разве не писали? Похоронили его. Глупо-то все как получилось.

— Я же говорил тебе, дурья голова, — вступил в беседу старатель в шляпе, — как это старик нашел и сдал самородок, да хотел утаить от артели, а оно все всплыло… К нему и пристали: где нашел? А он возьми и укажи — на Таежной. Твой-то земляк и подался туда, а жена его — к тому старику, к золотишку и прилипла. А те, что ушли, ничего они на той Таежной не нашли. Он, земляк-то твой, злой возвратился. А как разузнал про измену, совсем взбеленился. Из ружья — бах в него, бах в нее, а потом и себе — в рот… А она оклемалась, забрала барахлишко того и другого да к третьему и подалась.

— Вот холера!

Старатели снова загалдели, снова зло заговорили о бабах, а узнав короткий путь на прииск, ускорили шаг.

Да, счастье опять улыбнулось Петру Михайловичу. Он снова работал вместо с В. П. Бертиным, Ю. А. Билибиным, Э. П. Бертиным, Н. И. Зайцевым, И. М. Алехиным и Л. С. Горшковым.

Как только Шумилов возвратился с Таймыра в Москву, друзья дали ему знать о приказе по «Главзолоту» от 12 ноября 1933 г., подписанным Серебровским. Первым из перспективных новых месторождений в нем значился Джугджур Аллах-Юньского района в Якутии. В связи с этим предполагалось организовать отделение Всесоюзного треста «Золоторазведка» с базой в Джугджуре. Управляющим был назначен В. П. Бертин, а техническим руководителем, главным инженером — П. М. Шумилов. К тому времени Вольдемар Петрович уже имел административный опыт, работал управляющим Тыркандинской группы управления, а затем уполномоченным Иркутского представительства «Якутзолото».

Группа геологов. В первом ряду: (слева направо) — Н. И. Зайцев, Ю. А. Билибин, во втором ряду первый слева — П. М. Шумилов.

Еще в 1932 году геолог Н. И. Зайцев, хорошо знавший В. П. Бертина, Ю. А. Билибина, П. М. Шумилова, И. М. Алехина, Э. П. Бертина и С. Д. Раковского по Алдану, возглавил геологопоисковую экспедицию геологоразведочного сектора треста «Якутзолото» и, вполне доверяясь заявке В. П. Бертина, обследовал Аллах-Юньский бассейн. Перебравшись в Джугджур, В. П. Бертин взял Н. И. Зайцева к себе в консультанты. Старшим геологом, а затем консультантом и научным руководителем согласился стать Ю. А. Билибин. Заведующим шурфовочной разведкой назначили И. М. Алехина, заведующим подсчетами запасов — техника Л. С. Горшкова.

Блестящий организатор, В. П. Бертин привлек к освоению Аллах-Юньского бассейна геологов В. И. Серпухова, Д. И. Лисогурского, Е. С. Бобина, М. Я. Столяра, техников А. П. Салова и И. Д. Веремина. Это была дружная плеяда энтузиастов золотой промышленности. 625 километров от Якутска и 1975 километров зимнего пути до самой ближней железнодорожной станции Большой Невер — вот в какую глушь забрались они и сразу принялись за дело. Уже к концу 1935 года геологосъемочными, поисковыми, разведочными и геодезическими работами была охвачена площадь в 25 тысяч квадратных километров.

Работать приходилось в невероятно трудных условиях. Больницу — стационар на шесть коек пришлось разместить в химической лаборатории. Два учителя в бараке обучали 25 эвенов и 20 русских ребят. На 2200 человек насчитывалось лишь 7 коммунистов. Газеты не поступали. Книг не хватало. Два радиоприемника кто-то перехватил в пути. После работы людей нечем было занять. Даже председатель профсоюзной организации втянулся в злостную картежную игру, и его пришлось снять. Кое-что пытались делать члены инженерно-технической секции. Старателей особенно привлекали живые беседы Ю. А. Билибина о том, где и как надо искать золотишко, о природе происхождения этого драгоценного металла, о том, как он нужен сейчас стране, решившей покончить с отсталостью и создать современные отрасли индустрии. Юрий Александрович любил и шутку, и острое словцо, и ядреные народные поговорки и пословицы. В своих беседах он умело использовал характерные примеры из практики Алдана и Колымы. Его полюбили и уважали еще и за то, что на Джугджуре, в этой таежной глуши, он похоронил свою сестру, что к его советам прислушивается «сам Беркин». И хотя Билибин оброс, как леший, и крутился в работе чертом, а все же умудрялся урывками писать ученую книгу «Геологии россыпей». Такой еще не было на свете, горные инженеры поговаривали, что отдельные главы ее читаются как поэма, как поэтические откровения.