Пётр Мельников - Они придут завтра

«В Ленинграде состоялась теоретическая конференция, где я выступил с докладом: «Пути и перспективы развития советской металлогенической науки». Прибыло много ВИМСовцев с твердым намерением разгромить и меня, и мой металлогенический коллектив. Особенно зверствовал Саакян. Бой был жестокий. Но уже летом в частных разговорах Саакян расценивал этот бой как победу ленинградцев со счетом 2:1. Особенно жестоко был побит Саакян, против него выступали даже многие москвичи из Академии.

Второй мой доклад был в Академии наук в начале мая. Опять был жестокий бой. Академические руководители выпустили в прениях без ограничения времени трех демагогов со стороны: Саакяна, Амиросланова и Родионова (из Министерства геологии), никто из академических работников слова не получил, и я это расценил, как уклонение от боя.

Тогда же мы закончили серию статей по металлогении СССР для сборника. Статьи были приняты редакционным советом, но Х., в нарушении правил процедуры, отдал их на повторные рецензии в Москве ВИМСовцам. Рецензии, естественно, были отрицательные, но настолько пристрастные, что в Москве же принято решение пренебречь ими и печатать сборник.

В мае состоялось заседание Президиума Академии наук по вопросу разделения на самостоятельные лаборатории Ленинградской части ИГН, Меня на это заседание не вызвали — по-видимому, академик-секретарь Белянкин и директор ИГН Варенцов побоялись встретиться со мною в открытом бою. Мое предложение о создании самостоятельной лаборатории металлогении было проведено. Сейчас я руководитель металлогенической группы лаборатории геологии угля в Ленинграде.

В конце мая состоялось заседание у Тевосяна. Меня на него не вызвали: по-видимому, Захаров, Силуянов и Х. побоялись встретиться со мною в открытом бою, за что и получили замечание от Тевосяна. К этому заседанию Х. написал отзыв о наших работах, который я расцениваю, как клеветнический; в нем смазывались все наши достижения, выпирались все недостатки и содержался довольно неожиданный вывод, что работы безусловно интересные, что их надо продолжать, и «тонкий» намек на то, что под мудрым руководством Х. они могли бы дать прекрасные результаты.

Было предложено разработать план дальнейших работ и подготовить проект соответствующего постановления, который и доложить с обязательным моим участием. Под этим предлогом Х. задержал до конца июля мой выезд на полевые работы, то есть, заставил меня потерять половину полевого сезона. Но все-таки сумел сделать так, что заседание с моим участием не состоялось, и вопрос обсуждался уже без меня. У Х. совершенно неприкрытое стремление возглавить эти работы: чтобы я на него работал, а он по моей работе зарабатывал славу и награды. Все же проект постановления был подготовлен при моем еще участии и на днях ожидается его подписание. В нем предусмотрена организация в Ленинграде самостоятельной лаборатории металлогении.

Полевые мои работы прошли очень успешно. Последовательно применяя свою методику регионального металлогенического анализа, я вскрыл в существующих геологических картах Забайкалья прямо-таки скандальные погрешности, неправильности, искажения. Карты абсолютно негодны и нуждаются в полном пересоставлении на основе новых полевых работ. Эти ошибки накапливались в течение 25 лет, но что особенно характерно, Академия наук, работавшая в Забайкалье достаточно долго, не могла их вскрыть. Недаром же эти карты были так мало полезны производственным организациям: они их не ориентировали, а только путали.

Об этих результатах я докладывал в Чите. Читинский Обком поставил перед ЦК вопрос о расширении моих исследований в Забайкалье, но мудрецы из Академии наук ухитрились и на этот раз дать отрицательное заключение по этому вопросу. Однако, после того, как я об этом доложил на заседании дирекции ИГН в Москве, среди них воцарилось явное смятение, и дирекция намеревалась пересмотреть свое прежнее заключение. Если мне и теперь не дадут по-настоящему работать, придется устроить всесоюзный скандал, не останавливаясь перед тем, что кое-кто из моих противников может очень серьезно пострадать.

Перед президентом Академии наук Вавиловым опять поставил вопрос об организации самостоятельной лаборатории металлогении, и лично от себя, и через партийную организацию ленинградских учреждений АН. Сейчас лед сломан, и президиум АН уже не возражает против того, чтобы расширить мой штат еще до подписания постановления Правительства.

Самое основное изменение в моей жизни за это время это то, что я перешел на педагогическую работу. По объявленному конкурсу в ноябре с. г. я был избран заведующим кафедрой полезных ископаемых Ленинградского университета. Сейчас занимаюсь педагогической работой с наслаждением…

18 декабря 1950 года».

И вдруг эти телеграммы Петру Михайловичу от Татьяны Васильевны — жены Ю. А. Билибина, одна за другой: «Юра дома болен гипертонией шлет привет», «Болезнь осложнилась параличом сейчас уже ходит Речь разум полном порядке Марте апреле начнет работать Шлем привет — Билибины».

1 апреля 1952 года снова тревожная телеграмма «Здоровье резко ухудшилось положение тяжелое Билибина», а 5 мая из Ленинграда сообщили: «4 мая 5 часов 20 минут утра скончался Юрий Александрович Билибин».

За окном кружились крупные хлопья снега, завывала вьюга. Сергей Дмитриевич выключил радио — так лучше думалось.

Вспомнились годы молодости, время поисков и открытий… Тяжелые дни испытаний, когда — уму непостижимо! — не у дел оказались кристально честные В. П. Бертин, Д. Н. Казанли… И счастливая новость, которая — он в это твердо верил — должна была обязательно придти — друзья снова в строю…

Вспомнилась встреча в Москве и с Вольдемаром Петровичем, и с Митей Казанли, и с Николаем Владимировичем… Нет, Москва не удержала ни В. П. Бертина, ни Д. Н. Казанли. Их снова потянуло на бродяжью жизнь. Верхоянск, Забайкальск, Заамурье. Дарвазское ущелье в Таджикистане, — где только не побывал после Вольдемар Петрович! На всем поездил: и на собаках, и на оленях, и на лошадях, и на верблюдах, и на ишаках, и на самолетах летал… Сколько нашел и добыл еще золота и олова.

А каков Митя Казанли? Каким молодцом выглядел он среди колымчан, встретившихся 12 октября 1958 года в гостинице «Украина». Румянец во всю щеку, голос молодой, и все спорит забияка! Сергей Дмитриевич весь вечер не спускал с него глаз… Поразительная живучесть… Сколько энергии, какие планы! Словно и не сидел. Словно не на его голову судьба обрушивала один удар за другим: умерла дочка Виола, которую он так и не видел, умерла во время блокады Ленинграда жена-красавица Евдокия Якушева, уроженка Олы. Погибла под грузовиком собиравшаяся родить вторая жена Валентина Хохолькова, самоотверженно поддерживавшая его в дни, когда с часу на час ожидал приведения приговора в исполнение.