Кей Чорнук - Прогулки с Вольфом

Возвращались мы тем же путем, и когда поднялись, облака волшебным образом рассеялись. Мы устраивали привал у каждой прогалины между деревьями и смотрели на неровные, покрытые лесом хребты, окружавшие нас. Мы были едины во мнении, что эти виды были самым главным впечатлением экскурсии. А самым главным достижением этого похода было то, что мы повысили свой статус до уровня элиты — людей, посетивших Пеньяс-Бланкас. Я считаю, что мне посчастливилось успеть побывать в этой долине до того, как там произошли изменения.

Дон Рикардо Гонсалес был одним из старожилов-первооткрывателей в Пеньяс-Бланкас. Он и Рафаэль Варгас — первые сквоттеры, предъявившие свои заявки. Дон Рикардо также работал в коммуне у Губерта Менденхолла. Мы стали соседями в 1954 году. Я тогда купил заявку на участок, который мы теперь называем Дос-Асе, на последнем шельфе перед хребтом и спуском к реке. Когда я ходил в Пеньяс, то останавливался в ранчо, построенном Доном Рикардо. Я много чего узнал из его колоритных историй про первооткрывательскую деятельность. Он вырос около Сан-Рамона в кофейном крае. В молодости работал гуртовщиком, доставляя кофейные бобы в своей телеге в порт в Пунтаренасе и перевозя соль на обратном пути. Дон Рикардо был настоящим любителем приключений, который пришел в Пеньяс охотником и полюбил этот край за его красоту. Он научился ходить по всей долине без компаса, без каких-либо карт или чего-то там еще.

В те времена каждая поездка в Пеньяс давала повод осознать уникальность этого района и обширность джунглей. И каждую поездку можно было считать приключением, если не уходить с гребня, всегда передвигаться по тропам животных, потому что они — наиболее оптимальный путь через лес. Иногда мы шли вдоль ручьев вплоть до самой реки Пеньяс-Бланкас. А потом мы прокладывали себе путь уже вдоль реки, не видя никаких следов присутствия человека, но множество следов животных. Мы делали так в течение нескольких лет, оглядывая все окрест, часто купаясь в реке, прежде чем владельцы участков начали выдвигать претензии и делать официальные тропы и дороги.

Я думаю, что это, наверно, было году в 1958, когда я впервые устроился на ночлег на бережке старой реки, прислушиваясь к ее шуму. Луис Антонио Замора и я были первыми, кто поставил перед собой цель идти вдоль Пеньяс-Бланкас до тех пор, пока не достигнем цивилизации. Мы спустились к реке и шли до последней хижины, где и заночевали. На следующее утро отправились на рассвете. Путь наш лежал через заросли. Мы старались рубить как можно меньше, лишь только в тех случаях, когда заросли сплетались в клубок. Мы очень сильно сомневались, что продвигаемся оптимальным маршрутом, и прекрасно понимая, что с большой долей вероятности нам придется отойти назад и слегка изменить направление. Мы продолжали идти по берегу реки то тех пор, пока нам это удавалось. Когда перед нами встали во весь рост скалы, мы поняли, что зашли в тупик, поэтому стали искать путь назад. Мы не ожидали, что сможем идти по тому же самому маршруту, по которому пришли, и понимали, что путь будет непростой. В общем, до лачуги добрались уже при лунном свете. Это был самый дальний переход, который мне удался перед тем, как я покорил весь маршрут. Это все было до 1964 года, когда началась уже кампания с шахтами. Тогда люди из горнодобывающих лагерей недалеко от Сан-Мигель вступили в контакт с теми жителями общин на западе долины, кто столбил участки в Пеньяс. К сожалению я тогда был уверен, что Луис Антонио сможет провести меня по всему маршруту. Но тот выход был последним для него. Он работал в столярной мастерской и однажды, поскользнувшись, угодил ногой в циркулярную пилу. С той поры походы не доставляли ему радости».

В 1964 году долина Пеньяс-Бланкас открылась для геологоразведки. Канадский филиал гипсовой горнодобывающей компании США, упорно занимающийся поиском месторождений полезных ископаемых и серы, построил на приисках несколько лагерей. Они прорубили широкую тропу через лес, расположенный на южной стороне реки в нескольких километрах на запад от коммуны Сан-Мигель. Центр был в Лагере-3, откуда шла конная тропа. Она поднималась в западном направлении вверх по горе в Лагерь-4. Расстояние между лагерями можно было покрыть пешком за пару часов. Лагерь-3 был разбит на холме с видом на речную долину. Сам лагерь находился на высоте 1000 метров. Река шла ниже, на уровне 540 метров, а позади лагеря возвышались два пика, густо покрытые тропической растительностью. Их высота была примерно около 1600 метров. Участки для Лагерей 1 и 2 находились на северной стороне реки, но они не были столь разработаны, как 3 и 4.

На пике активности канадской компании, в 1964 году, до завершения этого бизнеса в 1968 году, в Лагере-3 было пять зданий и вертолетная площадка. Там располагалась администрация, общежитие, хранилище, оборудование и ремонтная мастерская, а также кухня-столовая. Оборудование было привезено для бурения основных скважин и определения количества и качества залежей серы.

«Горнодобывающая компания намеревалась провести в этом районе пробную выборку в каждом ручье. Многие из них сильно отдавали серой. Компания построила дорогу, которая петляла к их лагерю из деревни Сан-Мигель. Сначала это была обычная тропка, которая пролегала по старым охотничьим тропам. Затем специальная бригада рабочих расширила путь, повысив его статус. И, в конце концов, было построено довольно приличное шоссе. По нему подвозили лесоматериалы, а также всяческие принадлежности и оборудование для более чем восьмидесяти человек, работавших в лагерях. Две большие печи и бурильная установка были разобраны, их перевозились по частям. Двигатель установки сам по себе весил 180 кило. Для его переноски требовались четыре человека — по одному с каждой стороны.

Именно в то время люди с тихоокеанской стороны континентального водораздела встретились с людьми с атлантической стороны. Первый подобный случай произошел так. Несколько человек с геологоразведки горнодобывающей компании из Сан-Мигель с индейкой в руках ввалились в маленькую избушку Ачилино Трехоса и Мигеля Салазара — охотников из Санта-Елены. Их вырубка в долине была дальше всех по сравнению с остальными обработанными участками в Монтеверде. Ачилино был одним из первых людей в долине, у которого имелась грядка тростника.

Ну, вообще-то эту историю надо изложить следующим образом: все были настроены на празднество и пир. Желая быть хорошим хозяином, Ачилино взял принесенную индейку и сварил из нее большую кастрюлю супа. Было уже поздно, и он был не в ударе. Без сомнения, он сам приложил руки к своему собственному вареву. Он добавил картошку и все, что там у него было. Добавил он и немного соли, чтобы придать похлебке должный вкус. Чуть погодя он еще раз попробовал готовящееся блюдо и отметил, что соли маловато. Тогда он добавил еще соли. И опять вкус ему показался не вполне достойным, но он решил, что пора подавать суп на стол. И подал. А оказалось, что он добавлял в суп сахар, а не соль. Если человек достаточно голоден, он легко может выплеснуть сахарное варево и есть индейку. Но у большинства из присутствующих не возникло такого желания. Вот такой знаменитый суп из сладкой индейки получился. Те из нас, кто был тогда в Пеньяс-Бланкас, до сих пор вспоминают эту трапезу!