Сергей Эйгенсон - Занимательное литературоведение

В общем, из недавно полученного под команду полка пришлось срочно уезжать вместе с другими чрезмерно преданными службе начальниками. Как-то он мотался, пытался уехать в Сербию – хотя куда?… Белград-то занят австрияками, сербское правительство в изгнании пытается функционировать на греческом острове Корфу.

Одним словом, в начале лета 1918-го он оказывается в Самаре. Ну куда мог деться в это время и в этом месте офицер с его данными? Стать командиром Народной армии. Он и стал.

Воевал. Видимо, воевал неплохо, судя по тому, что мы в конце 1919 года видим его генерал-майором. Хотя, с другой стороны, он-то генерал, а войско его уже на самом закраешке Русской земли и к концу главы окажется в Китае. Служил Комитету членов Учредительного Собрания – Комучу, после колчаковского переворота – Адмиралу. Убеждения? Как-то не складывается впечатление, что у него были какие-то цельные убеждения. Как, скажем, и у того же Анненкова – от царя до эсеров. Только одно – большевиков он явно и сильно не любит. Неудивительно – народных комиссаров привели к власти те самые солдатики, которые готовы были его прикончить за попытку послать их в бой. Что-то такое излагается в его, как у них было принято, приказах по вверенным частям и соединениям. "Враги нашей Великой Родины коммунисты с их комиссарами доживают последние свои дни…", "Восстановление попранного разными пришельцами Русского национального народовластия…", "…изгнать из России тех наймитов жидовского интернационала…". Ну, это – святое! На "жидовском интернационале" они все были зациклены не хуже, чем и сам Борат Сагдиев.

Неплохо у него получались и те самые командно-штабные игры. В октябре 1918-го он очень удачно подсидел своего тогдашнего начальника по Народной армии, того самого партийного социалиста-революционера и одновременно Генерального штаба полковника из казаков Махина. Не могу не отвлечься и не вспомнить о том, что его жизнь закончилась очень близко от тех мест, где родился Андро Бакич. Русский эмигрант Федор Евдокимович Махин после вторжения немцев в Югославию был военным советником сначала у четников генерала Михайловича, а потом у коммунистических партизан маршала Тито. Воевал в Боснии и Черногории, умер в освобожденном Белграде при обстоятельствах, допускающих измышления, одним из которых был некогда популярный роман Вал. Пикуля "Честь имею".

Каких только фокусов не выкидывает История с судьбами людей!

Анненков и его порядки Бакичу сразу не понравились, это его отзыв о "своеобразном хозяйничанье" людей "брата-атамана" я привел выше. Но благодаря сложившемуся атаманскому компромиссу он уже стал по факту командармом оренбуржцев. А через какое-то время его стали именовать уже командующим Северным фронтом, то есть под него частично попали и некоторые чисто анненковские части. Впрочем, все это продолжалось всего пару месяцев. После подхода свежих частей регулярной 5-й армии красных и анненковцам, и оренбуржцам оставалось либо сдаваться, либо умереть на месте, либо уходить через границу. В марте 1920-го большая часть разбитой белой армии ушла в Китай и была там интернирована. Обычай этот был довольно распространен. Через полгода, после "Чуда на Висле", разбитые советские войска правого фланга Западного фронта тоже, спасаясь от поляков, были вынуждены уйти через германскую границу, сдали оружие и были интернированы в Восточной Пруссии.

Более десяти тысяч офицеров, солдат, казаков, членов их семей и просто беженцев перешли границу под командой Бакича и по договоренности сдали все свое оружие китайским пограничникам. Им дали для поселения кусок пустого поля на реке Эмиль недалеко от города Чугучак.

С Дутовым через перевал Карасарык несколькими днями позже ушло всего около полутора тысяч казаков и их семей. Он же сам в ходе своих с Анненковым интриг отдал командование другому, себе получив взамен призрачный титул "гражданского губернатора Семиреченской области". Эта группа поселилась в Суйдине, около Кульджи в четырехстах километрах юго-западнее отряда Бакича, но тоже недалеко от границы.

Анненковцы уходили уже в конце мая через перевал Сельке-Чулак, через Джунгарские ворота. На них с тех самых пор уже много десятилетий висят неопровергнутые обвинения в расстреле своих же боевых товарищей, не желавших пересекать рубеж. Несмотря на эти жестокие меры, а может, и из-за них, сохранить войско не удалось. Вся прославленная партизанская романтика: "Черные гусары", "Голубые уланы", "С нами Бог и атаман Анненков", знамена с черепом и костями – не выдержала последнего испытания безнадежностью. Оказалось, что в Китай с атаманом ушло меньше тысячи человек: личный конвой, оркестр, и остаток ветеранов из Лейб(!)-Атаманского и Кирасирского(!!) полков.

Было у него еще одно соединение – но недолго. Дело в том, что у выдающегося борца с жидовским интернационалом были в составе его Семиреченской армии самые натуральные интербригады: сербская, итальянская, киргизская и манчжурская. Злые языки говорили, что это очень повышает преданность партизан руководству. Если бунтуют казаки – можно усмирить их сербами, если бунтуют сербы – калмыками. Так вот: в Манчжурской бригаде манчжур, конечно, не было – откуда их взять в Туркестане? Но были калмыки, уйгуры, дунганы, казахи, достаточно местные для Синцзяна племена. После перехода границы они оказались опять дома – и немедленно, забыв Атамана, нанялись под предводительством своего комбрига И Тай-чжу на китайскую военную службу по 50 лан за месяц. С анненковским военным опытом – они теперь неплохо стоили в разделенном между ворлордами Китае..

Самого же Вождя китайцы поселили достаточно далеко от большевистских пределов, около столицы края города Урумчи. Вдруг обнаружилось, что он и его люди скрыли от сдачи часть оружия. Начался вялотекущий конфликт с неожиданной развязкой. Анненковцы, посчитав, что их обижает местная полиция, выломанными из оград палками загнали ее и заодно местное китайское войско в ограду глинобитной крепости Гучен, а тем временем стали вырывать из грунта захованные мосинки и максимы.

Конечно, запуганные чайники полностью сдались, согласились на все условия, главным из которых была отправка всего отряда за китайский счет в заветный Харбин. А когда атаман приехал на заключительные переговоры к синцзянскому военному губернатору, дуцзюню Ян Цзун-сину, встретили его с почетным караулом и немедленно посадили в яму.

Хитрость №8 из списка стратагем Сунь Цзы: "Изобрази выгоду, чтобы завлечь его. Сотвори беспорядок в его силах и возьми его".

"Для хвастуна не нужен нож, ему немного подпоешь – и делай с ним что хошь!"