Иржи Груша - Чехия. Инструкция по эксплуатации

Данная литературная школа имела своих авторов во всей Европе: литературу они использовали, чтобы дать народу его святую Правду. Алоис из Гронова тьоже был из их числа, хотя его творчество это не дешевка. Как и в случае Фрайтага, до настоящего времени мы ценим многие из его важных текстов. И между ними имеется множество подобий. Взять хотя бы историю очень трудолюбивого и расторопного купца Антона Вольфарта из саги " Soll und Haben " (Должен и имеет), который проявил себя не только в плане торговли, но и морали. Как и пристало для персонажа, символизирующего "немецкий народ с его трудолюбием", то есть в процессе работы. Этот Вольфарт прекрасно подгоняется в качестве пары для " F.L. Věk " а, купца из Добрушки, который точно так же по-мещански и трудолюбиво снижает национальный и экономический успех немецкого соперника.

Здесь же имеется и географическая близость: Фрайтага формировал Бреслау-Вроцлав, а Йирасека — Градец Кралевы, Наход и Литомышл. Прусофил Фрайтаг реализовал первое трансграничное антисотрудничество. В течение какого-то времени он руководил журналом с националистической ориентацией "Die Grenzboten" (Пограничная стража) и отсылал его, в основном, лежащую рядом Чехию. Он не любил Вены, которая в его глазах несла вину и за Прагу. Точно так же он терпеть не мог иезуитов, поляков и евреев, хотя к старости к этим последним стал относиться терпимо. Йирасек не слишком отличался от Фрайтага в ненависти к Вене или же к иезуитам, зато в нем мы не видим ни грамма антисемитизма. В те времена это было редкой чертой.

Конечно, имеются и другие параллели. С " Die Ahnen " (Предки), как с бесконечной историей исключительности и специфики народа и семьи можно найти весьма тесные соответствия в хронике " U nás " (У нас), представляющей чешский этногенез и исключительность. Существуют еще " Bilder aus der deutschen Vergangenheit " (Картины немецкой истории) Фрайтага — с литературной точки зрения ценные, и до сих пор являющиеся для нас информационной панорамой историчности — которые, в свою очередь, вдохновили " Staré pověsti české " (Древние чешские предания). Инициатива Йирасека так же имела в виду укрепление чешской точки зрения, ибо каждый взгляд себе за спину — это одновременно надежда на лучшее будущее. Потому "Древние предания" чрезвычайно новочешские, в них имеется очарование рассказом, вместе с тем, как им прибавляется лет, слабеют патриотические духи, предания просто становятся пахучими травами в terra fabulae. Как будто бы Карконош желал сказать: "Парень, добро пожаловать домой!". Или же с благодарностью помнил, что Йирасек написал сценическую комедию под названием "Пан Иоганнес" как выражение уважения к духу наших гор. Потому что тот, кто вызывает его и не желает пробудить его гнева, обязан обращаться к нему, используя псевдоним. Запомните это хорошенько, дорогие чехоразведчики: в случае встречи с Краконошем нужно использовать титулы-заменители. "Пан Иоганнес" — один из наиболее часто применяемых, а вовсе не "пан Ян" — что может казаться несколько странным.

Итак, пан Иоганнес слушает рассказы гроновского барда, чтобы принять решение относительно того, какие следующие позиции включит в свою библиотеку. Назовем ее Robintalium , потому что Рыбрцоул — это еще и Robintalius . О нем много писали по латыни, и в одной из барочных "демонологий он получил это красивое имя. Представляю себе, что в этой грандиозной библиотеке существует раздел под названием "Духи", и что он двух- или даже трехъязычный. Что как раз туда постепенно перебираются педагогические тексты наших и иных литературных профессоров, по мере того, как из них испаряются учительские задания, поскольку народам уже не нужны мифологические ходули. И наверняка сейчас там находится огромная часть произведений Дана или Фрайтага. Ну и, естественно, Йирасек — хотя и не весь.

Творящее сказочный мир искусство Йирасека сыграло свою роль в возрождении нашей государственности и придало чешскому обществу либеральный импульс. Сам же автор являл собой пример политического позвоночника, что у нас было дефицитным товаром. Так что Йирасек попал в политику — как моралист и сенатор (Фрайтага тоже встретила подобная судьба). Тем самым чешский писатель начал длинный перечень здешних литераторов, питающих ряды представителей власти, когда ловкачество перестает быть выгодным. Ибо в стране современных корконтов сильный характер — это тема для литературы.

Йирасек влиял на чешскую жизнь и после Второй мировой войны. Потому что массы для учителей идентичности — это прекрасный ученик. Их тезисы обладают спасительным характером, так что наш Йирасек прекрасно подходил коммунистам как конструкторам рая на земле… а благодаря системе образования, существующей в течение сорока лет, его следы видны и до настоящего времени. Чувствуются мотивы "У нас" — похвала самоограничения, а так же мотивы "Против всех" — страх перед инаковостью. Похоже, нам была бы нужна сага с названием "У них" или большой роман с названием "Вместе со всеми". Но тут я сам себе перечу! Ведь это бы означало воспроизведение литературной педагогики и обучения танцев идентичности, которые сегодня исполняют только лишь отставшие в развитии народы. Так что не остается ничего иного, как только ревностная вера в Рыбрцоула и его Robintalium … Что когда-нибудь все туда попадет, всяческие писания и мысли подобного рода. Что, возможно, из иных источников и благодаря иной практике мы научимся видеть самих себя как элемент множества различий; что научимся относиться к себе не столь серьезно и больше пытаться почувствовать другого, потому что будем хотеть… уметь общаться с самими собой.

Так это видел другой "робинталский" уроженец. Фамилия его была Чапек, и он писал замечательные книжки… Мир его был светлым и не только лишь черно-белым. В качестве одного из первых он творил крупную прозу, в которой, правда, нельзя укрыть карконошских влияний. Его большие произведения тоже можно назвать сказками — только чудеса в них совершат, в основном, наука. История в них теряет старую цель и, следовательно, давний смысл. Герои должны теперь противостоять злым изобретениям, эпидемиям и страшным мутациям.

Чехи, выступающие в его книгах, это уже не люди из хижин или подданные. В одной из них появляется чешский бродяга, капитан корабля. Никакой не волынщик Шванда или же его "импресарио" Воцилка, но исследователь, путешественник. Он обнаружит земноводное животное (амфибию), которое разговаривает по-чешски! Особую такую мутацию саламандры. Нечто такое, что одновременно является и юбер- и унтерменшем, недочеловеческим сверхчеловеком или петлей эволюции, странную загадку. Саламандру с высоким показателем умственного развития, ходящую на задних лапах, плавающую, философствующую. Который способен размножаться в геометрической прогрессии, и который буквально заглатывает любые сведения. Где-то и когда-то он нашел что-то про Чехию, наверняка у Йирасека, и теперь в обязательном порядке домогается следующих фактов: о временах неволи, о иезуитах, о религиозных войнах. Ему хотелось бы встретиться с чистокровным чехом, который бы ему все это подтвердил. Но встречает он капитана, который во всех этих вещах ориентируется слабо. Тритон-саламандра ожидает плачей о Белой Горе и преследованиях, жалеет, что на башне Карлова моста уже не висят головы казненных чешских господ. "То были великие времена, — говорит он с волнением. — Вы, наверняка, очень горды своими тремя сотнями лет подданства!".