Андрей Поляков - Снег на экваторе

Едва погасли фары, я провалился в бездонную африканскую ночь. Вокруг верещали цикады, светились чьи-то круглые глаза и что-то подозрительно шуршало, но в машине нападения хищника опасаться не стоило. Больше ничего видно не было. Яркая луна не пробивала пелену тумана, заботливо укутавшего низину. Вот и славно, подумалось в тот момент. Можно пару часиков поспать, чтобы наутро, со свежими силами окунуться в экзотическую церемонию. Не тут-то было! Рядом затормозил «Ленд Ровер» с обшарпанными боками, и из него вывалилась шумная ватага чернокожих парней. Вскоре с другой стороны пристроился необъятный «Ленд Крузер», извергавший лавину ритмичной музыки. Следом причалили новые соседи. Светящиеся глаза исчезли, о сне нечего было и помышлять.

Когда встало солнце, и плотная завеса развеялась, долина расцвела. Непроглядная серая хмарь истаяла в кисею прозрачной дымки, сквозь которую проступила буйная зелень. Сочный, налитой луг, красноречивое свидетельство обильного сезона дождей, покрыли ярко красные пятна. Масаи! Цель поездки виднелась, как на ладони.

В одиночку я бы ни за что туда не добрался, хотя от кенийской столицы долину отделяли чуть больше сотни километров. Нет, не зря я медлил с визитом к легендарным скотоводам. За это время удалось раздобыть надежного проводника, студента найробийского университета по имени Джордж. Свое настоящее масайское имя он назвать отказался и вообще всячески подчеркивал, что церемония посвящения во взрослую жизнь эуното, на которую мы отправились, не более чем предрассудок, который его, современного, цивилизованного человека, мало интересует. Но свое родное селение Олобелибел, где намечалось красочное действо, Джордж знал превосходно и посетить его еще раз был не прочь.

До Каджиадо провожатого не требовалось. Город, который наряду с Нароком считается одним из двух крупнейших масайских поселений, обозначен на всех картах. Хватает и указателей, хотя, по правде говоря, сам Каджиадо в лучшем случае можно назвать поселком. Расположенный посреди бескрайних холмистых равнин южной Кении, он производит жалкое впечатление. Кучка приземистых, хаотично разбросанных домов, вывески с облупившейся краской, беспорядок и мусор – что может быть унылее? Не покидало ощущение, что населенный пункт появился по приказу, непонятному и неожиданному, а потому исполненному кое-как, лишь бы отвязались.

Миновав Каджиадо, мы свернули на проселок. Олобелибел на картах не значился, исчезли и указатели, но Джордж не подвел. Подскакивая на ямах и рытвинах, огибая валуны и термитники, больше похожие на причудливые замки, плутая среди зарослей, мы уже в полной темноте добрались до холма, с которого, заверил проводник, я смогу увидеть церемонию, как из театральной ложи.

В правоте его слов я убедился, когда окончательно рассвело. Прямо под нами, в долине, бурлила жизнь. Сотни масаев сновали взад и вперед. Их число все время росло за счет постоянно прибывавших гостей. Именитые, среди которых, как уверял Джордж, был и один министр, приезжали на мощных, крупногабаритных джипах. Рядовые подходили пешком. Что для масая десяток-другой километров по знакомым каменистым холмам, с детства исхоженным вдоль и поперек с отцовским стадом?

Мужчины, приторочившие к поясам дубинки рунга, опирались на длинные посохи, многие женщины несли калебасы из полых тыкв.

– В них молоко, – пояснил Джордж. – Без него не обходится ни одна церемония.

Все были одеты в красные накидки шука. Головы, руки и ноги, покрытые красной охрой, краснозем, просвечивавший сквозь травяные проплешины, красная пыль, вздымаемая тысячами тонких ног, обутых в сандалии, создавали непередаваемое ощущение. Вскоре стало казаться, что и лучи утреннего солнца приобрели особенно яркий красный оттенок.

По темно-оранжевой тропинке мы спустились в долину и окунулись в багряный водоворот. Сверху казалось, что, очутившись в гигантской толпе, галдящей на неведомом языке, нельзя испытать ничего, кроме отчуждения и страха. В самом деле, поначалу предательский холодок сковывал движения, а глаза машинально рыскали в поисках угрозы. Неприятные ощущения возникали и от прикосновений к голове и рукам. Очевидно, обитателям масайской глубинки мои прямые волосы и бледная кожа представлялись не менее экзотическими, чем мне их покрытые охрой тела. Но вскоре я успокоился. В сердцевине воинственного на вид красного скопища витал явственно ощутимый праздничный и доброжелательный дух. Стоило расслабиться, и тотчас все вокруг тоже показались дружелюбными и приветливыми.

Справившись с волнением и освоившись, я начал обращать внимание на происходящее, и как раз вовремя. Мы подошли к маньяте – деревне из полусотни расположенных полукругом, похожих на доты приземистых мазанок, слепленных из глины и коровьего навоза. Выстроили их матери моранов – воинов, которым в ходе церемонии эуното предстояло превратиться в полноценных взрослых членов масайского общества.

Из маньяты выбежали два мальчика и остановились в шаге от нас, вежливо склонив головы. Джордж слегка дотронулся до темени каждого парнишки.

– Такое приветствие, – сказал он. – Они еще не обрезаны, поэтому, встретив человека, который прошел обрезание, обязаны приветствовать его первыми, даже если старше его.

Так же ведут себя при встрече и девушки. Необрезанные обязаны кланяться обрезанным и замужним.

В маньяте прихорашивались перед выходом мораны. Они втирали в кожу масло и охру, оправляли браслеты и ожерелья, составленные из разноцветного бисера, подвешивали к поясам ножи. Стремление выглядеть нарядно порой принимало комические формы. Один из воинов приладил к локтевому браслету осколок зеркала и, судя по всему, остался чрезвычайно доволен своим изобретением.

Рядом с маньятой женщины варили себе еду. Для моранов пиршество готовилось поодаль, в роще. Когда мы подошли, костер, на котором жарилось мясо быка, полыхал вовсю, распространяя по округе аппетитный запах. Вездесущие мальчишки, пожиравшие глазами увесистые, подрумянившиеся куски, тут же перевели взгляд на белого гостя. И им, и нам было дозволено свободно наблюдать за подготовкой к трапезе. А вот женщинам, даже родственницам посвящаемых, это строжайше запрещалось.

– Если хотя бы один женский глаз увидит предназначенное для моранов мясо, его тут же выбросят как подвергшееся сглазу, – заверил Джордж.

Множеством условий обставлен каждый шаг церемонии. Выбор быка, его убийство, разжигание костра, разделка туши – все свершается в точном соответствии с давними обычаями. За их соблюдением ревностно следят старейшины. Но больше всего поражает то, с каким рвением и насколько серьезно, без тени иронии воспринимают происходящее посвящаемые юноши.