Андрей Поляков - Снег на экваторе

– Почему-то большинство заявок поступало от женщин, – пожимал он плечами. – Я решил остановить выбор на Христо Габерове. Хотя он на 20 лет меня моложе, многое мы видим и понимаем одинаково. Два с лишним месяца пути до Найроби доказали, что с совместимостью проблем нет. Кроме того, Христо умеет то, в чем не силен я: сносно объясняется по-английски, хорошо чинит велосипед и великолепно рисует.

Последнее качество здорово выручило. Самолет в Каире не входил в планы экспедиции, а следовательно, денег на авиабилеты предусмотрено не было. Возможность заработать требуемую сумму физическим трудом при местных расценках выглядела фантастической. Если бы Христо не удалось продать пару картин, быстро написанных тут же, в Египте, пришлось бы возвращаться назад не солоно хлебавши.

Мольберт путешественники взяли, несмотря на жесточайшую борьбу за вес. Полагали, что он может пригодиться в ЮАР, и расчет полностью оправдался. Достигнув южной оконечности континента, они смогли вернуться в Европу только благодаря деньгам, вырученным за полотна Христо. Сначала перелетели в Лиссабон, а затем через знакомую Владимиру Южную Европу беспрепятственно вернулись на своих двухколесных машинах в Софию.

Для Христо путешествие по Черному континенту стало, прежде всего, возможностью набраться новых впечатлений, обогатить палитру. Пока я с ним ездил по Найроби, он тщательно фиксировал фотокамерой цветы и растения, восторгался нарядным оперением птиц, приглядывался к колоритным лицам и костюмам. Любопытно, думал я, в каком виде африканские мотивы найдут преломление в его творчестве, если, судя по показанным мне иллюстрациям, в нем преобладали христианская символика и болгарский национальный орнамент? В Кении об этом не ведал и сам Христо. Теперь можно сказать, что получилось красочно и жизнерадостно. В канун Рождества 2014 года в софийской Галерее современного искусства прошла выставка африканских работ Габерова, устроенная по случаю полувекового юбилея независимости Кении. Судя по отчетам во Всемирной сети, яркие сюрреалистические коллажи из образов Черного континента, в которых, словно во сне, причудливо смешались люди, звери и растения, пришлись посетителям по душе. Болгарские критики назвали мир, увиденный глазами Христо, «фантастической реальностью».

Покидали Найроби два славянских странника под моросящий дождик. Счастливая примета сбылась, хотя, судя по открыткам, присланным из ЮАР и Португалии, пришлось и пострадать. В Мозамбике Сорокин тяжело заболел малярией. Бесплатно его согласился лечить только один врач – русский, приехавший на юг Африки из Волгограда. Он путешественника и выходил. А тогда, в Найроби, думалось: «Дай-то бог». Глядя на то, как, словно под уздцы, вели они в гору тяжелые велосипеды, невольно пришел на ум один из рассказов Владимира.

– Когда мне было три года, накануне дня рождения меня спросили, что подарить, – вспоминал он.

– Коня. Хочу проскакать на нем по всему свету.

Путешественник приумолк и после паузы добавил:

– Лошадь – одно из самых первых моих детских впечатлений.

Коня, естественно, не купили. Семья жила на шестом этаже многоквартирного дома. Но мечта осталась. В отличие от большинства мальчишек, романтические грезы о путешествиях не стерлись, не истлели под ворохом взрослых проблем и разочарований.

Азия, Австралия, Европа, Африка… Детские сны становились явью. Впереди, очевидно, маячила Америка – Северная и Южная. Со времен Ибн-Батутты и Марко Поло мир стал гораздо «теснее», и его даже на велосипеде можно объехать за несколько лет. А дальше? Оборотная сторона воплощавшейся на глазах мечты – жизнь вдали от дома. Родные не видели мужа и отца годами.

Сколько так могло продолжаться? Владимир не знал ответа. Сейчас ему уже стукнуло шесть десятков, но он продолжает крутить педали. Благодаря интернету можно проследить за его дальнейшими велопробегами. Теперь Сорокин, все такой же подтянутый и фотогеничный, путешествует со своим сыном Сашей. Когда-нибудь он, конечно, остановится и уже не сможет заниматься любимым велосипедом. Но уверен, что к тому времени непременно придумает еще что-нибудь необычное. Не в его характере плыть по течению. Пытаться представить, что бы это могло быть, бесполезно. Все равно не попадешь в точку, хотя и интересно, какой же новый крутой поворот может последовать в этой нетривиальной судьбе?

Для меня велопробеги Владимира Сорокина не менее увлекательны, чем фантастические странствия средневекового португальского супершпиона Перу де Ковилья. История самарского инженера, документалиста и путешественника показательна и поучительна для тех, кто не верит в собственные силы, не видит места для романтики и настоящих испытаний в современном глобальном мире, населенном офисными работниками. В мире, который вроде бы окончательно потерял былое цветущее многообразие и стал маленьким, однородным, пресным, плоским, меркантильным, циничным.

Чтобы убедиться, что это не так, достаточно поколесить по африканской глубинке. Сколько ни пытались привить африканцам «цивилизованные порядки» старые колонизаторы и новые борцы за безграничный свободный рынок, кое-где Черный континент остается почти таким же, каким предстал перед арабскими торговцами и моряками Васко да Гамы.

Древние африканские города повидали на своем веку бесчисленное множество искателей приключений. И Владимир Сорокин, и Перу де Ковилья были для Восточной Африки пришельцами из другого мира. И того и другого она приняла, но жить продолжала по-своему – так, как привыкла. Пожалуй, лучше всего спокойный, размеренный пульс традиционного жизненного уклада можно ощутить в старинных суахилийских портах. Чтобы проникнуться им, нужно только одно: отринуть нашу привычную спешку и не торопиться ни с действиями, ни с мыслями, ни с выводами.

Подступал полдень – знойный и безмолвный. Ветер затаился, листья замерли, пестрые бабочки порхали невесомо и бесплотно, как в немом кино. Лишь сдобный запах пыльной дороги, разомлевшей под страстным напором африканского солнца, напоминал, что раскинувшийся вокруг сонный мир – не греза.

Я шел в древний Геди пешком. От развилки дороги, где осталась машина, до таинственного средневекового городка было не больше одного-полутора километров. Во всяком случае так уверяли путеводитель и встреченная по пути дородная африканка. Пройдя вместе несколько десятков метров, она юркнула в убогую глинобитную хижину, на стене которой синей краской кто-то старательно вывел: «Вселенская церковь во славу Христа».

В провале двери переливались цветастые юбки канга, в одну из которых была обернута и моя спутница. Из хижины раздался стройный торжественный хор, через слово поминавший Йесу – Иисуса. Что ж, на океанском побережье Кении, в самом центре мусульманской культуры суахили, и столь убогий христианский храм – достижение.